Книга Клавесин Марии-Антуанетты - Наталья Александрова

– Вы точно видели ее завещание? – спросил Старыгин.

– Однажды при мне она написала что-то на разлинованном тетрадном листочке и сказала, что это – выражение ее последней воли. Мне, конечно, неудобно было читать, но Амалия Антоновна, хоть и была удивительно доверчивой и легкомысленной – кстати, не только в старости, помню, бабушка ее вечно за это ругала, – однако не в полном маразме. Денег соседям в долг даст – и никогда не напомнит, чтобы вернули, дверь откроет, не разбираясь и не спрашивая, с посторонними людьми разговорится и даже домой их пригласить может… Правда, в последнее время она из дому не выходила.

– Возможно, она сунула листок куда-то и забыла?

– Возможно, – вздохнула Лиза, – вы не подумайте, что я из-за денег, мне просто хотелось иметь что-то на память. Старушка-то надеялась, что Славик поселится в ее квартире и сохранит все, что ее окружало. Я этого Славика видела всего раза три, но сразу поняла, что все, что выглядит в его глазах обычным старьем, он тут же отправит на помойку. Понимаете, он серый жутко, не представляет, что старые вещи могут иметь какую-то ценность. Я думала, если он не согласится просто так клавесин отдать, я его выкуплю. И поэтому ему не говорила, что все вокруг – ценное. Он жадный такой…

– Есть такие люди, – согласился Старыгин. – А что, и правда у нее мебель была ценная?

– Я не очень в этом разбираюсь, – призналась Лиза, – вот клавесин был очень красивый.

– Откуда он у нее?

– О, там целая история! Он достался ей от какой-то дальней родни, и в семье всегда считалось, что это – клавесин Марии-Антуанетты.

– Той самой? – недоверчиво спросил Старыгин. – Несчастной французской королевы, которой отрубили голову во время Великой французской революции?

– Конечно, я в это не верю, – согласилась Лиза. – Амалия Антоновна каждый раз рассказывала эту историю по-разному. Скорее всего, все пошло оттого, что под крышкой клавесина в углу есть вензель «М» и «А», вот такой, – она нарисовала на салфетке.

– Вензель, конечно, похож на монограмму Марии-Антуанетты, – протянул Старыгин, – но это ведь ничего не доказывает… мало ли имен начинаются точно так же…

– Разумеется, я же говорила, что сама не верю в эту романтическую историю, а клавесин мне хотелось иметь просто на память об Амалии Антоновне.

Снова глаза у девушки потемнели, как Нева перед грозой.

– А как же он оказался у антиквара?

– Ох, это ужасно! – Теперь в голосе Лизы звенели слезы. – Этот урод, ее племянник, приехал в Петербург совершенно случайно, буквально на второй день после ее смерти. И продал этому типу всю мебель оптом, еще не похоронив тетку!

– Силен! – восхитился Дмитрий Алексеевич. – Отчего же он так торопился?

– От жадности, – вздохнула Лиза, – я думала, что убью его на месте. А когда вытрясла из него, за сколько он все продал… Все вместе – за пять тысяч евро!

– Ужас какой, – вздохнул Старыгин, – это же гроши. Антиквар его просто надул!

– Да пропади оно все пропадом! – Лиза махнула рукой. – Я поехала в магазин наудачу, и как вы думаете, сколько заломил этот, с позволения сказать, антиквар за клавесин? Пятьдесят тысяч евро! И это только за клавесин!

– Ну надо же.

– Подумать только, обманом скупил мебель за гроши, и теперь… А у меня и десятой части таких денег нет.

– Что вы удивляетесь, антикварный бизнес – весьма криминальное занятие… – Старыгин допил остывший чай.

– Сейчас-то я понимаю, а тогда просто вышла из себя от такой несусветной наглости! И ведь совершенно ничего не боится – ни милиции, ни суда! Хотя какой суд? Завещания-то у меня нет на руках… Видно, придется смириться.

Старыгин поглядел на ее склоненную голову и вздохнул – чем тут можно помочь? Но помочь очень хотелось, и тогда он вспомнил своего недавнего знакомца, Василия Васильевича Сверчкова – как тот находит в мебельных тайниках всякую всячину. Чаще всего – любовные письма, чей адресат как минимум сто лет уже покоится на кладбище, дневники, медальоны с локонами, иногда – деловые бумаги, до которых никому уже нет никакого дела.

– Послушайте, Лиза, – начал Старыгин, осторожно подбирая слова, – вы уверены, что там, в квартире покойной, ничего не осталось? Никаких бумаг, документов?

– Этот идиот Славик перебирает бумаги, – устало ответила она, – завещание нужно ему для получения квартиры по наследству. Пока что ничего не нашел.

– Вы говорите, старинная мебель, – гнул свое Старыгин, – а не могла она хранить завещание в тайнике? Ну, знаете, как бывает – потайной ящичек, а с первого взгляда ничего не заметно.

– Думаете, в клавесине? – Глаза у Лизы блеснули. – Не знаю, право… Но в любом случае меня теперь туда и на порог не пустят… я, как назло, поскандалила.

– Я попробую, – Старыгин решительно поднялся из-за стола, – подождите меня здесь.

– В конце концов, мы ничем не рискуем! – согласилась Лиза.

Он сам не ожидал, что так обрадуется этому местоимению – «мы».

Легкая, стройная, грациозная, королева Мария-Антуанетта вошла в покои принцессы Роган. Ослепительно молодая, но в то же время величественная, она шла от дверей, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Ярко-синие глаза королевы сияли, соперничая красотой с поразительной белизной ее кожи. Удлиненное породистое лицо поражало благородством линий, и даже немного отвисающая нижняя губа, родовая черта Габсбургов, нисколько не портила ее.

Гости давно уже собрались, началась игра в фараон. При виде королевы не прервали игру, никто не поднялся ей навстречу, кроме хозяйки салона: сама Антуанетта отменила в узком кругу друзей придворные церемонии.

– Что же ты так поздно, Туанетта? – упрекнула ее принцесса Роган. – Ты пропустила все самое интересное! Ты не поверишь – у меня опять было видение!

Королева взглянула на подругу чуть насмешливо: в ее ближайшем окружении все снисходительно относились к экзальтированной принцессе с ее странными увлечениями, с ее постоянными видениями, с ее многочисленными комнатными собачками… вот и сейчас одна из них, Жужу, вертелась возле ног хозяйки и громко, истерично тявкала, словно пытаясь привлечь к себе внимание.

– Кого же ты видела на этот раз? – с легкой иронией осведомилась королева.

Бледное, худощавое, красивое лицо принцессы досадливо искривилось, ее прозрачные глаза потемнели:

– Ты мне не веришь, Туанетта? Но я видела его, видела так же хорошо, как тебя!

– Кого? – насмешливо переспросила королева.

– Покойного кардинала Ришелье, конечно! Кого же еще? Он вышел из тех дверей, медленно прошел через салон и скрылся в музыкальной комнате. Можешь себе представить – Жужу и Шери почувствовали его присутствие, они уступили ему дорогу и так жалобно завыли… у меня буквально кровь застыла в жилах!