Книга Столица для поводыря - Андрей Дай

– Позвольте уж, милостивый государь, его императорскому высочеству самому решать, что стоит делать, а что нет! – вспыхнул седовласый. – Не вам о том судить!

– Да-да, конечно. Прошу меня извинить, ваше высочество. Я несколько растерян случившимся.

– Со слов Николая вы представлялись мне более находчивым, – хмыкнул сановник. – Вы, верно, тот самый господин из Сибири, что считает уместным слать послания незнакомым людям?

Едрешкин корень! Рядом со мной сидел главный воспитатель Никсы, великий и ужасный граф Сергей Григорьевич Строганов.

– Коли пришлось бы снова оказаться в таком положении, я и тогда посмел бы писать вам, ваше сиятельство. Не дай бог, конечно…

Строганов фыркнул в густые усы, но я понял, что мой ответ ему понравился.

– Однако же наш Саша теперь станет героем светских сплетен, – растянул по-юношески пухлые губы в лукавой улыбке Владимир. – Впрочем… Это снова сойдет ему с рук.

– Отчего же? – наморщил лоб Александр.

– Станут говорить, будто это Никса тебя просил, – пожал плечами более молодой, но явно больше старшего искушенный в придворных интригах цесаревич.

– Ну так что с того?

Взглянув на Сашу, я подумал, что с его семейным прозвищем Романовы все-таки ошиблись. Он тогда выглядел настоящим носорогом, нагнувшим вместо грозного рога выпуклый лоб. И еще я… понял или догадался, не знаю, что вернее. Второй сын царя, быть может, и не способен так же быстро, как Николай, принимать решения и от этого кажется несколько глуповатым, но это не так. Он не глуп. Недостаточно образован, стеснителен и недостаточно ловок, что при его богатырской комплекции вполне естественно. Но – не дурак.

– Ну же, Саша! Представь нам своего гостя, – непринужденно сменил тему Владимир. И, уже обращаясь ко мне, добавил: – Только не примите это за оскорбление. Конечно же нам ведомо, кто вы таков.

Лошадей не погоняли. Вдоль дороги бесновался в проявлении неземной радости столичный люд. Студеный ветер срывал с губ клочья пара и уносил его тени на восток, в сторону дома. И пока цесаревич перечислял мои должности, потом титулы Строганова, потом младшего брата, я отчаянно завидовал летящим в Сибирь облакам.

Ну и еще старался придумать какую-нибудь вескую причину, чтобы спрыгнуть на следующем же повороте и не ехать с детьми государя в Царское Село. Мне казалось, что это будет правильно. Что это сделает выходку Александра легким капризом, а не хорошо обдуманной придурью. И, в конце концов, я же не навязываюсь. Мне и нужно-то лишь, чтобы меня не трогали. Дали доделать свои дела в столице, встретиться с нужными людьми и вернуться в уже полюбившийся теремок в Томске.

– Мне представляется неприличным беспокоить своим непредвиденным присутствием господ церемониймейстеров, – осторожно начал я. – Каково это станет, если окажется, что я занимаю чье-нибудь место? Не будет ли лучше мне прибыть в Екатерининский завтра вместе с остальными приглашенными?

– Да у кого же еще может быть здесь место? – сделав вид, будто не понимает, о чем я говорю, лукаво блеснул глазами Владимир. А Саша попросту кивнул – словно линкор качнул орудиями главного калибра. – Кто же еще, как не вы, наш новый родственник?

– Родственник? Ваше высочество? – вскинул брови я.

– Ну конечно. Вы ведь теперь рыцарь и командор ордена Ольденбургских, а таковым может быть только член семьи. Мы, Романовы, какой-то мерой еще и князья Ольденбургские. Неужто вам не сказали? Папа был, кажется, еще недоволен, что Петр Георгиевич не дал вам титул к кресту.

Вот же едрешкин корень! У меня от удивления разве что рот не открылся. И еще знатно заполыхали уши. Вспомнил, как я злился на принца, когда он награждал меня этим самым коронованным крестом. Как обвинял его в душе в краже своих заслуг. И тут вдруг оказывается, что таким замысловатым образом наш семейный покровитель ввел меня в семью. Я его вором и прохиндеем называл, а он мне двери лучших домов Санкт-Петербурга открывал. Вот стыд-то какой!!!

– Да-да, – проскользнул в разговор Строганов. – Барон фон Лерхе куда больше приличествует для Глюксбургов. Об этом стоит поговорить с государем. Александр?

– Мы поговорим с папа, – снова опередил брата Владимир. – Мы тоже умеем быть благодарными.

– Но, ваше императорское высочество, ваше сиятельство, я не хотел… Я не для этого…

– А чего же вы хотели, молодой человек? – саркастично прищурился граф.

– Спасти жизнь, – тупо брякнул я. – Я не желал для себя. Не думал, что так выйдет.

Да у меня в этот момент словно кто-то злокозненный все нужные слова из памяти стер. А Герман с тех пор, как я чуть ли не сбежал из Аничкова дворца, вообще отказывался как-либо проявляться.

– Ну и что же теперь должно предпринять государю в отношении вас? Не может же он оставить вас в прежнем состоянии, хотите вы того или нет. Самодержец в нашей Отчизне прежде всего должен все силы прилагать к поддержанию благообразия государства! И как же это станет, коли вас не наградить? Так и говорить начнут крамольное, и делать должное перестанут.

– А вот Никса о долге государя нечто совсем отличное говорит, – делая невинные глазки, сдал брата Владимир. – Он, Сергей Григорьевич, намедни Саше доказывал, что первейшим делом стоит приведение державы в порядок, развитие производств, придание императорской армии должной силы. И еще – что иные страны должны вспомнить о русской мощи.

– Да-да, – спрятал улыбку в усах опытный царедворец. – Кто же из цесаревичей о славе Петра Алексеевича не мечтал? Вот и батюшка ваш Александр Николаевич с попечителем своим господином Жуковским немало на этот счет беседы вели. Государь наш и реформы свои великие оттого начал. Да, слава богу, вовремя одумался. Реформы – это, ваши высочества, что? Это суета и беспорядок! Великий князь вот все на историю уповает. Дескать, она нас рассудит. Я и не спорю. Что проку? Рассудит. История, уж поверьте старику, – дама степенная, чинная. А они ей эту мышиную возню под нос, прости господи! Где же тут благообразие? Дерганье только и шум…

Когда я выбирал кандидатуры тех людей, кому отправить свое послание – предупреждение о болезни наследника, то в первую очередь интересовался близостью к трону и участием в судьбе Николая. Читая Василинину сводку о графе Строганове, отметил для себя, что Сергей Григорьевич – покровитель искусств и интересуется отечественной историей. Нескольким десяткам или даже сотне тысяч своих крестьян дал волю до высочайшего манифеста! Мне тогда и в голову не могло прийти, что это может быть жестом против реформы, а не за нее!

А ведь он хитер! Строгановские крепостные получили личную свободу и какие-то наделы земли без всякого выкупа. Но на других – не на тех, что провозглашал манифест, – лично им установленных условиях. Яркий образец коварства и хитроумия. И царскую волю исполнил до ее публичного провозглашения, и при своем остался. Могу себе представить, с чем сталкивался великий князь Константин, пока продавливал через Государственный Совет проект реформы, если каждый из ретроградов, ему противостоящий, хотя бы вполовину умен, как этот граф Строганов!