Книга Кровь Севера - Александр Мазин

— Эй, Ульф! Ты только погляди!

Гуннар Гагара с братвой. Традиционное норманское развлечение: сколько продержится расчленяемый человек.

— Я этой вороне…

Полсекунды — и голова несчастного монаха слетела с плеч. Нореги сначала опешили, потом другой Гуннар, Морской Кот, радостно захохотал:

— Я выиграл! Он умер!

— Ничего он не умер! — возмутился Гагара. — Это Черноголовый его убил! Ты зачем его убил, Черноголовый?

— Захотелось! — честно ответил я. С вызовом… Который Гуннар Гагара принять не рискнул. Да и остальные отнеслись к моему удару спокойно.

— Кот, иди притащи еще одного! — крикнул кто-то. — Начнем сначала!

Вот так. Дорого обойдется мой гуманизм еще одному монаху.

Ладно. Я состроил строгую рожу:

— Делать нечего? — процедил я грозно. — Братья делом занимаются, а вы нашу общую добычу превращаете в бесполезное мясо?

Обвинение в крысятничестве норегов смутило.

— Так их же вон сколько, ворон… — без особой уверенности протянул Гагара. — Десяток-другой… Не убудет.

— Вот разделят добычу, получишь ты свой десяток — и делай с ним, что пожелаешь! — заявил я. — И вообще нечего тут околачиваться. Пока ты «ворон» считаешь, Хальфдановы хускарлы в храме золото с серебром прибирают!

Жизнерадостные норегские рожи разом приняли озабоченное выражение. И — рысцой к воротам церкви.

Во дворе пастушка я не нашел. Так что вернулся и продолжил поиски внутри храма.

Там Вихорёк и нашелся. Сам.

В одном из нефов несколько викингов пытали голого человека с бритой макушкой. И явно не для развлечения, потому что процессом руководил Тьёрви-хёвдинг. Рядом с ним топтался мелкий паренек в медном шлеме скверной работы, в каких-то окровавленных тряпках и босиком. Хальфданов «юнга»? Без сапог? Сомнительно…

— Ульф! Ульф Вогенсон! — окликнул меня хёвдинг. — Иди сюда!

— Видишь, кого мы поймали! — похвастался он, кивая на корчившегося на земле человека. — Казначей здешний! Удачно получилось. Твой трэль, — кивок на паренька в окровавленном рубище, — на него показал.

— Мой трэль?

Ну да, конечно! Паренек сдвинул шлем и я не без труда (крови и грязи на лице хватало) опознал Вихорька-пастушонка. Всё-таки уцелел мальчишка! Удачливый. В каше, которая творилась у ворот, и опытного воина могли прикончить.

Пацанчик улыбнулся робко-искательно… Не забыл, значит, заветные слова «Я — собственность Ульфа Черноголового».

Впрочем, Тьёрви его и так знал. Хёвдинг был в курсе того, кто «предводительствует» овечьей отарой. Хотя что для Тьёрви какой-то франкский раб? Та же овца.

— Ну да, это мой человек, — подтвердил я.

Тут казначей вдруг отчаянно закричал, выгнулся и обмяк.

— Готов, — одобрительно отметил Тьёрви. — Молодцы!

И присел на корточки рядом с пытуемым.

Тот, к моему немалому удивлению, был в сознании. Окровавленное лицо хранителя монастырских ценностей выражало один лишь безграничный ужас. Он пытался что-то сказать, но вместо слов получались только кровавые пузыри.

— Золото, серебро, ценности, — очень четко, по-франкски произнес Тьёрви. — Где?

— Я покажу, покажу… — забормотал казначей. — Не мучьте меня, Бога ради, пожалуйста, я все покажу! Я знаю!

— Поднимите его! — велел Тьёрви. И мне: — Прогуляешься с нами?

Я-то думал, что казначей серьезно покалечен, но поставленный на ноги, он довольно бодро порысил внутрь церкви. Люди Тьёрви знали свою работу и умели делать больно, не причиняя серьезных травм.

Внутри началась вакханалия. Наши парни добыли где-то пару приличных бочек церковного вина и пустили в дело. Со стен скорбно взирали на кощунство строгие святые.

Казначей вел нас прямо к алтарю.

Там уже изрядно потрудились викинги: уволокли всё сколько-нибудь ценное. Мозаичный пол был скользким от крови. Теперь это святое место больше напоминало бойню. Повсюду лежали тела убитых и умирающих. Все — ободранные догола.

Один из раненых вдруг очнулся, ухватил нашего проводника за ногу, выкрикнул что-то по-своему.

Казначей глянул на него дико, дернулся… Но подталкивающий его викинг отреагировал по-нормански. Махнул мечом, отделив руку от туловища.

Казначей, взвизгнув, стряхнул мертвую конечность и нырнул вглубь алтаря.

Ага, тайничок! Даже не тайничок, а подземный ход. Винтовая лестница уходила вниз. Кто-то предусмотрительный приготовил связку факелов. Осталось только зажечь.

Что мы и сделали.

Перед спуском перестроились. Впереди двигался один из людей Тьёрви. За ним — трясущийся казначей. Потом — сам Тьёрви, я, Вихорёк (он увязался за нами, и я его понимал), а замыкал шествие второй человек Тьёрви.

— Здесь не так давно прошли люди, — заметил хёвдинг, потянув носом воздух. — Давайте-ка поторопимся.

И мы поторопились.

Через пять минут муки совести, терзавшие меня по поводу разграбления святой обители, растаяли без следа.

Потому что мы оказались в монастырской тюрьме.

Слуги Божьи не должны так обращаться с людьми. А если они творят подобное, то приход викингов вполне можно рассматривать как кару Господню.

Те, кто гнил здесь, не совершили ничего против Бога. Чтобы оказаться в этом зловонном подземелье, было достаточно украсть краюху черствого хлеба. Или оттолкнуть кого-то из святых отцов. Или не вернуть долг. Таких публично калечили и бросали умирать в крысиные клетки — в назидание другим должникам.

Всё это шепотом поведал мне Вихорёк, пока мы шли меж вонючих нор, сопровождаемые проклятьями и безумным хохотом. Однако я уверен: знай здешние сидельцы, кто мы такие — нам воздавали бы хвалу. Месть свершилась.

Но не до конца.

— Т-ш-ш! — Тьёрви ухватил брата-казначея за шею, останавливая.

Безупречный слух викинга и сейчас не подвел.

Впереди были люди. Мы тихонько подобрались поближе.

Точно. В широком и низком подземном зале тусовалась целая толпа. Вернее, не тусовалась, а работала.

Кипучая деятельность при свете факелов.

Человек тридцать что-то активно перетаскивали.

— Кто это? — шепотом поинтересовался Тьёрви у нашего трясущегося проводника.

— На-настоятель… З-золото… — Зубы казначея клацнули.

— Мышка решила обмануть кошку, — процедил хёвдинг. — Главного жреца — живьем. Он денег стоит.

Я не успел спросить, как отличить настоятеля от прочих. Тьёрви и его орлы уже кинулись в бой. Правда, перед броском хёвдинг не забыл приголубить пленника по бритому кумполу.