Книга Ночь Крови - Ричард Кнаак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от многих минотавров, командующий Рахм Эс-Хестосбыл не более шести футов росту, если мерить вместе с рогами. Но его мускулатуразаставила бы побледнеть от зависти любого чемпиона Арены. Как у любогоминотавра, его мех был коричневатым, но густая чёрная полоса поперёк мордыпридавала ему довольно экзотический вид. Не многие из тех, кто встречал Рахма,смогли забыть его, и не столько из-за внешности, сколько из-за жёсткого ибеспрекословного тона, которым он говорил с окружающими.
Под плащом на нём был только клетчатый килт,позаимствованный у одного из братьев капитана. Теперь его цвета показывалипринадлежность к клану Генжисов, маскируя от посторонних взглядов.
— Теперь мы всегда будем беспокоиться, Азак. Всегда.
— Все может быть… — пробормотал капитан и, отдав штурвалпомощнику, захромал к старому другу. Давным-давно поединок закончился для Азакаизуродованной ногой, но зато противник не смог насладиться его видом. —Последний сторожевик прекратил погоню три часа назад, и никаких признаковдругих судов на горизонте не видно…
Рахм покачал головой и фыркнул:
— Что бы сказал тот капитан, узнай, что упустил имперскогогвардейца и первого врага государства? Азак выгнул бровь:
— Ты никакой не враг государства, дружище. Зато у нас естьгосударство, ставшее врагом.
— Хотак… да… Я давно знал про его амбиции, даже уважал заних, но не мог и подумать, что он отважится на такое…
— Это ничтожество сам не знает, во что ввязался. Поглядим…
Гром загрохотал с новой силой, но «Драконий Гребень» несбавлял ход. Команда знала, что за странный пассажир вызвал такую спешку,знала, чем рискует, спасая его от гнева нового императора.
Синие глаза с тревогой посмотрели на Азака.
— Я всё обдумал, — произнёс Рахм. — Идти в Гол нельзя. Настам будут искать в первую очередь, зная лояльность Джубала. Даже если онуцелеет в этом перевороте, дни его сочтены или он будет находиться поднегласным контролем.
— Но если не в Гол, то куда? Ты не хочешь воссоединиться сосвоим семейством на Тадаране, я знаю. Но куда тогда? Мито? Эурелис?
Капитан задумчиво потёр подбородок.
— Эурелис дальше всего… Но ведь есть и другие пути… Куар?
Корабль яростно нырнул вниз, соскальзывая с волны, и обаухватились за фальшборт.
— Хотак знает все. Поверь мне, Азак, убей он Чота на Арене,я бы первый выкрикнул его имя. Нет, мы должны идти в такое место, чтобы Хотакудаже в голову не пришло, что мы можем туда направиться. А особенно — что мыможем оттуда вернуться и нанести ответный удар. — Рахм озорно сверкнул глазами.— Думаю, пункт нашего назначения — Петарка.
— Петарка? — Капитан не мог вспомнить острова или колонии сподобным названием. — Не знаю такого…
Впервые с тех пор, как он вступил на борт «ДраконьегоГребня», Рахм Эс-Хестос улыбнулся.
— Это хорошо. Значит, Хотаку тоже ничего не известно об этомместе. Я надеюсь…
Коронация
Первоначально Великая Арена была задумана и выстроенаовальной, из простой крепкой серой скалы, не украшенной никакими узорами иорнаментами. В дни её постройки все минотавры были жёсткими прагматиками изадумывались только о целесообразности самой постройки.
Главная цель здания, кроме как служить монументом в честьосвобождения от власти людоедов, заключалась в том, что в случае осады Аренапревращалась в грозную неприступную цитадель. Поэтому каждая деталь в еёконструкции имела двойное назначение, к примеру, из верхних бойниц можно былопрекрасно вести огонь по врагу, а в мирное время они служили для притокасвежего воздуха на нижние зрительские уровни. В обширных складах под самойареной можно было разместить большие запасы продовольствия, и там были источникипитьевой воды.
Того, что взгляды общества изменятся столь кардинальноспустя столетия, архитекторы не подозревали.
Решение выбирать правителя путём ритуального поединказавладело в одночасье всеми умами, и первый Имперский Поединок не замедлилпроизойти на первом же году становления государства. Когда людоеды вновьзахватили страну, они срыли Арену в знак презрения к своим рабам, и минотаврысмогли восстановить её только после того, как вновь обрели свободу.
Но на этот раз Арена уже символизировала центр мираодновременно с мощью государства. Несмотря на Драконьи Войны, Катаклизмы ипостоянные порабощения, Великая Арена, как она стала теперь называться, толькоросла и крепла. Рушился один стадион и возводился другой, ещё больше. Онаоставалась округлой по форме, но теперь её портики и стены украшали любовновырезанные статуи великих героев и чемпионов поединков. Великая Арена уженапоминала Храм, в котором украшен каждый фут пространства, но никто и никогдатак не возвеличивал её, как император Чот.
До вторжения магори на Великой Арене свободно умещалосьсорок тысяч минотавров, а после — и все шестьдесят. Целое кольцо монументовимператора украшало верхний ряд циклопического сооружения. Сама Арена теперьбыла целых шестьсот двадцать пять футов в диаметре и выложена удивительнымбелым камнем, доставляемым с удалённых копей. На стенах теперь виднелисьбарельефы, изображающие историю и быт минотавров, эпические сражения и великиеоткрытия.
На Арену вело двадцать пять входов — ведь пять и кратные емучисла были признаны счастливыми для императора — И каждый из входов носил имя:«Чот Гордый», «Чот Справедливый», «Чот Устрашающий» и много, много другихЧотов. Это было любимое детище правителя и место его величайшей славы.
Однако насколько требователен был Чот к внешнему обликуВеликой Арены, настолько наплевательски он относился к её внутренним проблемам.За годы его правления переходы обветшали, скамьи истёрлись, везде гнездилсямох, распространяя ужасный запах.
Из своей ложи император видел только океан народа, машущегоразноцветными флагами, а сама ложа была всегда вычищена и надраена. Чот и егогости входили в неё всегда по одному и тому же проходу, а если император изамечал что-то плохое, то не хотел этого видеть.
Он не знал, что сердце Великой Арены наполнено бездомными ибродягами, словно крысами или тараканами. Там просто жили, скрывались отправосудия, нашлись и такие мастера, которые сумели устроить в полутьмесобственное производство или завести торговлю.
Стража боялась заходить в подвалы даже при свете дня.