Книга [Голово]ломка - Алексей Евдокимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …Если вы вдруг заработали сто латов — то не пропивайте их, а купите, скажем, пилу!…
Рита вежливо промычала, он ритуально мэкнул в ответ, прихватил клитор губами уже почти ожесточенно. Мысленно оттолкнулся от шведского постера с его экстремальным, на грани катастрофы или бойни, пиршеством розового и коричневого мяса. Пошарил еще немного в запасниках памяти, перебрав свежайшие поступления. Смилла Павович. Хрупкая ломкая голливудская старлетка-суперстар. Вот. Вадим грубо ухватил суперстарлетку югославско-украинского происхождения за встрепанные пряди радикально-спектральных цветов и выволок в фокус своей активной фантазии. Пристально глядя в ирреальные глаза, принялся крепко и неумолимо барать, впирать, вбивать, вталкивать ее в мягкое тесто тахты… — член, надувшийся вновь, терся о простынь, губы кривились. Ой, хочу тебя, почти испуганно сказала Рита. Ага. Вадим оторвался, оттолкнулся, дал торопливо герметизировать свои пятнадцать с половиной в тонкий латекс сингапурского презерватива, упал, ткнулся, воткнулся. Поехали. Это было легко. Он задвигался в ней, зависнув на вытянутых руках, разглядывая фиолетовую окантовку туши на сведенных ритиных веках.
— …чем ругать правительство, научитесь хотя бы не лениться чистить зубы каждый день! Если вы неудачник, лузер, как говорят наши западные друзья, если вы, простите, импотент, — пеняйте на себя! Ваше благополучие и благосостояние — исключительно ваша проблема, и вам ее решать! — господин Сандис Штелле был лидер национально-консервативной партии, промышленный магнат, один из самых богатых людей в стране, постоянный фигурант репортажей с криминально-финансовых фронтов, объект прокурорских расследований, столь же регулярно затеваемых, сколь бесславно заканчивающихся. Начинал он карьеру торговцем тюльпанами на рынке в Сокольниках, г.Москва. — Мы за вас этого делать не собираемся! Ваши родители-пенсионеры голодают? Вашим детям нечего есть и не на что пойти в школу? Значит, виноваты вы! Какой вы после этого мужчина?
Кабанья, мужиковато-кулацкая, сама похожая на мясистый волосатый кулак харя господина и.о. премьер-министра то появлялась в поле зрения, то заслонялась угловатым ритиным плечом в темпе вадимовых подергиваний. Приподнявшись на локте левой, правой он придерживал и придвигал Риту к себе за отчетливый костный бугорок бедра, помогая горячему и мокрому недлинно и неплотно натягиваться на свой подуставший болт. Конец наконец близился. С каждым очередным тактом учащающегося ритма пружина в паху закручивалась неким ключом еще на один оборот. Еще, еще. Еще. Грозила лопнуть. Волевым усилием Вадим притормозил ключ. Сейчас… Рита, вздрогнув и замерев на краю нового состояния, коротко, сигнально простонала. Можно. Он отпустил ключ, тот немедля прокрутился еще на несколько оборотов. Дзень, — лопнула пружина. Нахрапистая телехаря ушла из поля зрения, как земля из-под качелей, — младший клерк пресс-службы ведущего банка, выгнувшись и коротко всхлипнув, кончил в растущую верстальщицу модного дизайнерского бюро. Точнее — в одноразовый гигиенический пакетик южноазиатского гондона. Подождал. С легким бутылочным чпоком изъял.
— …не волнует, — резюмировал и.о., исподлобья вперившись прямо Вадиму в переносицу, словно яростный красноармеец с плаката «Ты записался добровольцем?», поверх так и не растрепавшегося грамотного каре. — И никто, слышите, никто вам не поможет!
Рита повернулась на спину, и Вадим торопливо перевел взгляд. Быстро улыбнулся, перебрасывая необходимость что-то сказать на ее сторону поля. Однако она ответила ему той же приемлемой аккуратной улыбкой. Села. Встала. Нашарила тапочки. Вышла. Вадим благодарно посмотрел ей вслед. Полминуты спустя из-за стены донесся ровный шум душа, раздробился на мелкий плеск. Вадим порылся в ритиной сумочке, достал сигарету и зажигалку. Телекамера медленно ползла вдоль шеренги первых рож страны. На идентичных крупноформатных фасадах затвердело идентичное благочинно-постное выражение. Подсыхающий в холодном воздухе пот липко стягивал кожу. Подрагивали в богопослушно сложенных ладонях свечные огоньки. У «барклай лайт» был мыльный вкус. Неповоротливо и государственно переминались тяжкие органные басы. Вадим затушил о конвектор недокуренную сигарету, поднялся и брезгливо, двумя пальцами, стянул скукоженную резинку. Прошлепал на кухню. Опустил немедля начавший коробиться, сделавшийся похожим на линялую шкурку змеи-недомерка кондом в мусорник. В коридоре щелкнула дверь санузла. Подумав, Вадим налил себе кагора. Вытряхнул из бутылки последние капли. Получился почти полный стакан. Когда он вернулся в комнату, полуодетая Рита сидела на краю постели и, глядясь в маленькое круглое зеркальце, беглыми штрихами доводила боевую раскраску.
— Ты куда? — удивился Вадим, отхлебывая.
— Не хотела заранее расстраивать, милый, — она рыбьи вмяла губы, трамбуя «безумную сливу». По-прежнему не глядя на Вадима, замерла оценивающе, удовлетворенно клацнула зеркальцем. — Но меня сегодня пригласили к Улдису, помнишь, я рассказывала, наш зам по развитию? — она наконец удостоила его взгляда. Вадим, не предлагая, отхлебнул еще. — У него party на даче, будут шефы. Это важно, — она пошевелила пальцами перед лицом, не забыв мельком проинспектировать сохранность лака. — А.
Рита выудила из сумочки миниатюрную мобилку, пробежалась по зелено светящимся кнопочкам.
— Але? Светик? Подъезжаешь? Окей. Я внизу.
Сидя в кресле под наброшенным пледом и продолжая редкими мелкими глотками добивать кагор, Вадим пронаблюдал, как она быстро надела, одернула, обула, поправила, накинула, чмокнула, обдав незнакомым парфюмерным амбре, бросила из прихожей улыбку и «чао, милый, звони завтра, окей?», — и хлопнула входной дверью. Он приторможенно думал, что должен бы испытывать обиду, разочарование, даже, возможно, гнев. Но ничего подобного не испытывал. Скорее, напротив, облегчение. В ящике приподнято засуетились праздничные колокола, колокольчики, колокольцы. Вадим поглядел в зачерненное окно, прошелся глазами по стенам, оценил уровень жидкости в стакане: на глоток. Скинул плед и, как был, голышом, ежась, подбрел к прибитой возле двери медной рамочке. Перечитал, усмехнулся.
Это была красивая, жирным шестнадцатым кеглем, распечатка первой служебной записки из потаенной директории WORDART. Вчера распечатке стукнул ровно год. Родилась она из вполне лаконичной деловой заявы, состряпанной Очкастым в дни предрождественских обсчетов и заказов. Вадим выудил ее с сетевого диска и переработал творчески. Вышло так:
«В хозчасть банка REX
Заявка пресс-рума на различные предметы первой и второй необходимости
Предметы первой необходимости:
1. 4 (четыре) тумбочки для столов (в смысле, ящики. Мы в них играть будем).
2. 5 (пять) телефонных аппаратов. И 1 (один) самогонный.
3. 2 (две) полноценных полки-этажерки. И 1 (один) неполноценный (еврей).
4. 2 (два) стула для посетителей. И 1 (один) осиновый кол — тоже для посетителей.
5. 1 (один) положенный по плану дополнительный компьютер «Пентиум». И еще чтобы сейф вынесли, а то он место для стола занимает. Потом чтоб внесли обратно — полный североамериканских долларов, фунтов стерлингов, дойчмарок, франков французских и швейцарских, шведских и датских крон, ценных (очень ценных!) бумаг, золотых и серебряных слитков, драгоценных и полудрагоценных камней и предметов антиквариата.