Книга Игра на выживание - Патриция Хайсмит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Великолепно! — саркастически воскликнул Теодор, мысленно укоряя себя за то, что вовремя не вмешался в драку. — Вот вы ему удружили-то! Вас тут целых шестеро, а вы не придумали ничего лучшего, чем огреть его пистолетной рукояткой!
Хосефина стояла на коленях, склонившись над Рамоном и протирая ему лицо все тем же злополучным мокрым полотенцем. Рамон делал слабые движения, словно дрался во сне, но глаз не открывал. Он выглядел умиротворенным и по-детски беззащитным.
Когда Рамон немного пришел в себя, Саусас снова принялся задавать ему вопросы, которые Рамон презрительно игнорировал, и за все это время даже не взглянул в его сторону.
Затем дверь открылась дверь, и Теодор вздрогнул от неожиданности. Полицейский, которого он прежде никогда не видел, вошел в гостиную и отдал Саусасу честь.
— Цветы были куплены на лотке, находящемся через четыре улицы отсюда, — с трудом переводя дыхание, доложил полицейский. — Они куплены в промежутке между десятью тридцатью и одиннадцатью тридцатью. Точнее торговец сказать не может.
— Кто их купил? — спросил Саусас.
— Маленький мальчик. Примерно… да, вот такого роста. Так утверждает торговец. Это были единственное место в этом районе, где вчера вечером были куплены белые гвоздики в количестве двух дюжин, сеньор капитан, озадаченно сообщил полицейский.
— Значит, маленький мальчик, — повторил кто-то из сидевших за столом и тихонько засмеялся.
Около одиннадцати утра Теодор вышел из такси и отнес свой чемодан, папку с рисунками и свернутые рулон холсты к воротам своего дома. Его сопровождали толстый полицейский офицер и один из детективов. Рамона увезли в тюрьму, где Саусас должен был продолжить свой допрос.
Теодора раздражало присутствие этих двоих чужаков. Они бесцеремонно вмешивались в разговор, когда он обсуждал с Хосефиной организационные вопросы предстоящих похорон Лелии, и не оказали ни малейшего содействия, в то время, как он искал на улице телефон-автомат, чтобы позвонить в похоронное бюро. Вопрос с похоронами до сих пор оставался открытым, потому что полиция ещё не закончила исследование трупа. Им нужно было определить глубину и ширину ножевых ран и помимо всего прочего произвести вскрытие.
Теодор открыл свой почтовый ящик, достал оттуда несколько писем, которые тут же не глядя засунул в карман. Всю важную корреспонденцию сеньора Веласкес, жившая по соседству, любезно пересылала ему в Оахаку.
Он заметил, что увивавший ажурную решетку ворот плющ нуждался в поливе, особенно удручающе выглядели ближайшие к дому побеги. Костансия, служанка семейства Веласкес, могла бы полить их из окна первого этажа его дома, но он не оставил ей ключа. Теодор и его двое провожатых вошли во двор, вымощенный розоватыми плитами, в дальнем конце конце которого находился гараж, над которым располагалась часть помещений второго этажа. Затем Теодор направился к боковой двери и отпер её. В гостиной царил полумрак, но Теодору было достаточно одного беглого взгляда, чтобы убедиться, что все в порядке. Первым делом он взглянул на цветы — большая бегония, похоже, совсем засохла, обидно — и на мебель, которую Иносенса, как он и просил, накрыла полотняными чехлами. Затем потянул за шнур, и комнату наполнил ослепительно-желтый солнечный свет. Затем, не обращая внимания на сопровождавших его полицейских, понес бегонию на кухню, находившуюся в дальнем конце дома.
Перед отъездом он тщательно полил цветок и поставил горшок в таз с водой, но это было большое растение с мясистыми листьями, «выпивавшее» по пол-литра воды в день. И теперь, поливая пересохшую землю, Теодор мысленно укорял себя за то, что он, словно старая дева, суетится над каким-то дурацким цветком, в то время, как Лелия умерла. А ведь ещё каких-нибудь двенадцать часов назад она была жива.
Оглянувшись, он обнаружил, что полицейские наблюдают за ним с порога кухни.
— Вот, это и есть мой дом. Теперь вы видите, что он у меня есть.
— Так зачем вы все-таки поехали в Оахаку, сеньор? — лукаво поинтересовался толстый полицейский.
— Я ездил туда рисовать, сеньор.
— Вероятно, вы уезжали в большой спешке, не успев даже позаботиться о своих растениях.
— Это мое дело.
— Вы производите впечатление очень пунктуального человека, — продолжал офицер, качая головой. — Вы не стали бы уезжать из дома без должной подготовки. Очевидно, вы очень торопились.
— Рамон Отеро теперь в тюрьме. Почему бы вам не поехать туда и не допросить его? — Взяв горшок с бегонией, он направился к двери, и полицейские расступились, давая ему дорогу. Вслед за ним они прошли через столовую, снова возвращаясь в гостиную, где уже во второй раз изумленно уставились на лестницу, изящно изгибавшуюся полукругом и уводившую куда-то наверх. И это при том, что конструкция была напрочь лишена каких бы то ни было видимых опор.
— Желаете осмотреть второй этаж? — неучтиво поинтересовался Теодор.
Детектив, наклонившийся вперед, чтобы получше разглядеть небольшой рисунок, на котором Теодор изобрази обнаженную Лелию, не ответил. Толстый полицейский широко зевнул, представляя на всеобщее обозрение несколько золотых зубов. Они затопали наверх по устланной ковром лестнице, осмотрели спальню Теодора, его ванную комнату, комнату для гостей с отдельной ванной, небольшую угловую комнату, приспособленную им под студию, и под конец даже комнатку Иносенсы и её ванную комнату. Больше комнат на втором этаже не было.
— Слишком много ванн, — заметил полицейский офицер.
Красный огонек электрической лампадки неугасимо горел перед изображением Пресвятой Девы, выложенным из морских раковин и розовых и белых кораллов. Это был подарок, присланный Иносенсе из Акапулько одним из её знакомых. Тут же висела репродукция с бездарно написанной картины на евангельский сюжет о Тайной Вечере, призванной служить одновременно и рекламой аспирина фирмы «Байер», под которой был помещен «именинный» календарь и праздничное пожелание всеобщего «Prosperidad y Bienestar para el Ano 1957», т. е. «Процветания и благополучия в Новом, 1957 году». Они спустились вниз.
— Вам не разрешается покидать дом, — сказал толстый полицейский, предварительно не сообщив нам об этом.
— А я и не собираюсь никуда выходить из дома, — ответил Теодор.
Они переписали номер его телефона, указанный на корпусе телефонного аппарата в гостиной, а затем направились к выходу, задержавшись ненадолго для того, чтобы разглядеть получше один из цветущих кактусов, растущих во дворе. Убедившись в том, что железные ворота заперты на засов, Теодор вошел в дом и закрыл дверь.
Он отнес чемодан наверх, к себе в спальню, и первым делом отправился в ванную, но вода была слишком холодной, так как водонагреватель так и не был включен. Тогда он спустился в кухню, включил прибор, а заодно собрал горшки с комнатными растениями и составил их в раковину и таз с водой, после чего вернулся наверх и принялся распаковывать вещи. Среди них была маленькая лошадка из черной глины, покрытой глазурью, которую он купил в подарок Лелии, а также серая глиняная русалка, перебирающая струны гитары, сувенир для Рамона. Помимо этого он купил для Лелии старинный браслет из серебра, инкрустированный гранатами, и полдюжины галстуков ручной работы для Рамона. Теперь он швырнул подарки на кровать, с горечью осознавая, что жизнь его безнадежно разбита, и все, что было в ней хорошего, навсегда осталось в прошлом, которого, увы, не вернуть. Он принял ванну, так и не дождавшись, пока вода хорошо нагреется, но ему было все равно. Затем он побрился, надел чистое белье и облачился в отглаженный серый костюм, подобрав к нему синий галстук с красными полосками.