Книга Врата джихада - Александр Чагай

Ксан сунул мне поднос с тарелками: мол, тащи в столо­вую. Опрокинув по стаканчику и утолив первый голод, мы на время прервали трапезу, чтобы покурить и поболтать.

— Вся эта затея завершилась ничем, однако чиновники не сразу сообразили, что к чему. А до тех пор антикабанья кам­пания доставляла немало неудобств тем, кто проживал в том районе, где свиней развелось особенно много. Ну, а я, надо сказать, жил именно там. Если прежде я рисковал повстре­чаться с этими клыкастыми тварями (одна из них стукнула мой автомобиль и помяла дверцу), то теперь мне портили на­строение их преследователи. Вооружившись дубинками, но­жами и винтовками, местное население неутомимо выслежи­вало кабанов в кустарниках и рощах, которых немало на окра­инах Исламабада. Именно туда горожане сбрасывали мусори нечистоты, привлекая охочих до этой мерзости животных.Это были еще те охотники, и если им удавалось прикончить кабана, счастью не было границ. Тушу несли на продажу в российское или китайское посольство, где свинина пользо­валась успехом, а хвост. Про хвост я уже говорил. Сегодня с ним шел Икрам, завтра — Имран, послезавтра — Ахтар и так далее, пока сей предмет не истирался в пыль.

Охота на кабанов не добавляла хорошего настроения Кса­ну, а дурного ему и так хватало. Ситуация в стране оставалась скверной. После того как Исламабад начал помогать США громить талибов, в Пакистане принялись без разбору хватать тех, кто каким-то боком имел отношение к Исламской мили­ции или просто бывал в Афганистане. В первую очередь по­страдали военные, затем наступил черед бизнесменов и вра­чей, имевших неосторожность лечить раненых талибов. Лю­дей держали в заключении по три-четыре месяца, не предъ­являя официальных обвинений, подвергали пыткам. Ксан тогда трудился в ооновской комиссии по контролю над нар­котиками и как-то осмелился покритиковать этот «новый маккартизм»: добился он только того, что к нему стали от­носиться с недоверием.

Начальница Фрида Маквин была пятидесятилетней ново­зеландкой с мучнистым лицом и желчным характером, кото­рый выдавал несварение желудка и — как полагал наглый рос­сийский сотрудник — хронический недотрах. Здесь Ксан ей ничем не мог помочь, демонстрируя равнодушие к ее женским прелестям: широченным бедрам, просевшей заднице и всто­порщенным соскам. Последнюю особенность трудно было не заметить с учетом пристрастия Маквин к легким хлопча­тобумажным платьицам. «Куда вы смотрите?» — грозно во­просила новозеландка в первое же знакомство. Надо сказать,взгляд подчиненного был действительно устремлен «туда», нов нем не было ничего эротичного. Новозеландка превосхо­дила Ксана ростом дюймов на пять (сказывались природа и молочные продукты ее благословенной родины), а задирать голову и изучать физиономию начальницы ему вовсе не хо­телось, так что поневоле он смотрел на уровне кончиков гру­дей Фриды. Позже доброжелатели донесли, что новозеланд­ка назвала его «маньяком», но Ксан предпочел не реагиро­вать — в конце концов, он сочувствовал старым девам. Как бы то ни было, работать ему стало труднее.

Скоро он почувствовал, что его выживают из комиссии.Для начала обвинили в уничтожении животных, занесенных в красную книгу и в нанесении ущерба экологии планеты.Месяца за два до приезда Фриды он задешево купил на ба­заре шкуру неизвестного животного — белую, в черных пят­нах — и использовал в качестве половика. Результатом явил­ся меморандум, в котором констатировался факт отстрела снежного барса, произведенный либо безжалостным Ксаном самолично, либо с его ведома. В очередной раз он под­ставился, отказавшись пожать руку пакистанцу-уборщику,который был грязен как черт и любил со всеми здороваться. В тот же день Фрида отбила шифровку своему руководству в Вене, информировав о «не демократизме» и «расовой спеси»русского. Коллеги сторонились его и ждали, когда он напи­шет заявление об уходе.

Ксан увлекся рассказом. Даже забывал подливать себе водки и пополнять съестное на тарелке. Я делал за него и то, и другое в надежде, что он не остановится на самом ин­тересном месте.

В один из дней, точнее, вечеров Ксан возвращался домой.Дорогу, что вела к его вилле, муниципальные власти уже боль­ше месяца приводили в порядок. Она была вся в рытвинах,на скорую руку засыпанных гравием. Мелкие камешки так и летели из под колес. Поэтому, когда что-то пробило ветровое стекло и, просвистев мимо виска Ксана, стукнулось о стенку салона, он поначалу не сомневался, что это камень. Однако,приехав домой и обследовав машину, обнаружил, что иско­мый предмет — пуля.

— Я прикинул, что и как, — сказал Ксан, очищая тарелку от мясного рагу, — надо же было понять, кому могло понадо­биться стрелять в меня. Первая моя догадка, что дело тут не обошлось без «Аль-Халидии». Это была такая компания, за­нимавшаяся разными махинациями. Я подозревал ее в кон­трабанде редкоземельных металлов, в частности, бериллия,из которого изготавливают нейтронные отражатели. Это важ­ный элемент в ядерном взрывном устройстве, позволяющий существенно уменьшить его вес, сделать бомбу в чемоданчи­ке. Именно это требовалось талибам и аль-кайдовцам.

— Сам понимаешь, — Ксан доверительно усмехнулся, —отслеживая связи «Аль-Халидии» можно было запросто сло­мать себе шею. Допустим, где-то я засветился. Ну и ребята решили меня убрать.

— А вторая?

— Что «вторая»? — пробубнил Ксан с набитым ртом.

— Ну, вторая догадка.

—А, она тоже имела право на существование. Просто я подставился под пулю одного из охотников на кабанов. Я же говорил, их в округе была тьма-тьмущая. Эти крестьяне и люмпены стреляли как сапожники.

— То есть ничего страшного, — пробормотал я.

— Как сказать. Даже если это было не покушение, и цели­ли не в меня, это был своего рода знак. Предупреждение. Раз­ведчик обязан чутко улавливать любые мелочи, нюансы, через которые судьба доносит до нас свои планы. Нельзя пренебре­гать ее знаками, даже когда они материализуются в виде бре­довых меморандумов и телеграмм сумасшедшей новозеландки.

— Добрых и дурных знаков не бывает, — со значением про­цитировал я. — Судьба не предупреждает о том, что должно случиться. Для этого она слишком умна или слишком же­стока.

Ксан вздернул брови и посмотрел на меня если не с ува­жением, то с изумлением, это уж наверняка.

— Оскар Уайльд, — скромно пояснил я.

— Теперь я вижу, старина, что ты настоящий пенсионер! —хохотнул Ксан. — О хлебе насущном думать не надо, сидишь целыми днями дома и классиков зубришь.

Я обиделся и покраснел.

— По-моему, хорошее высказывание.

— Что с того, что хорошее. Пусть хорошее, но неверное.Знаки есть и судьба предупреждает. Это я знаю точно, пото­му что тогда сам не внял ее голосу. Надо было уехать, хоть на время, переждать.

— Почему же ты не уехал?

— Любовь. Чувство, способное смешать все карты. «Пла­мя, которое сжигает все вокруг». Это сказал шейх Руми, один из известнейших суфиев. Раз уж ты заговорил цитатами.

— Банально.

— В нашей жизни все банально, и этот пример подтвержда­ет общее правило. Нельзя давать волю эмоциям. Когда выби­раешь такую профессию. Худа гандже ко нахун нахи дета. На урду это означает: Господь лысому не дает ногти, или — у лысо­го ногти не вырастут. Смысл такой если Всевышний обделил тебя чем-то, не рассчитывай, что сможешь обрести это сам.