Книга Лакированная ширма - Роберт ван Гулик

Тэн кивнул:

– Да, это мой дед, и позвольте назвать своими именами то, что вы сейчас не решились произнести. Он до времени ушел на покой, так как в приступе безумия зарезал лучшего друга. Деда оправдали, но, конечно, ни о какой службе речи быть не могло.

В комнате надолго воцарилась гнетущая тишина.

– Мой отец был исключительно здоровым и нормальным человеком, – проговорил наконец Тэн. – Кто же мог знать, что мне передалась но наследству эта болезнь?! Восемь лет назад я женился на Серебряном Лотосе. Думаю, нечасто встретишь мужа и жену, столь беззаветно преданных друг другу. Если меня и считали довольно нелюдимым, то лишь потому, что я не нуждался ни в ком, кроме любимой жены. И вот однажды – семь лет назад – Серебряный Лотос нашла меня лежащим без чувств на полу в спальне. Тогда-то я и понял, что болен. Обрывки чудовищных видений проносились в моем воспаленном мозгу. И после долгих сомнений и колебаний я все-таки рассказал жене правду. Во время того приступа мне грезилось, будто я зверски убил человека и наслаждаюсь этим кровавым деянием. Я сказал Серебряному Лотосу, что на мне лежит родовое проклятие и ей нельзя жить с сумасшедшим, а потому я постараюсь как можно скорее дать ей свободу.

Тэн закрыл лицо руками, и судью Ди охватило глубокое сочувствие к убитому горем собрату. Мало-помалу тот все же сумел справиться с собой.

– Серебряный Лотос решительно отказалась от развода. Она заявила, что никогда меня не оставит, будет ухаживать за мной и следить, чтобы не произошло ничего дурного, а случится новый приступ, – если это, конечно, был приступ, – для посторонних придумаем какое-нибудь правдоподобное объяснение. Я возражал, но когда жена стала настаивать и пообещала покончить с собой, если я с ней разведусь, я, жалкий негодяй, сдался… К тому времени мы не успели обзавестись детьми и сочли, что это во благо. Мы думали, совместная литературная работа поможет забыть, что мы отказались от счастья увидеть плоды нашей великой любви. Так что, если я показался вам замкнутым и довольно холодным человеком, полагаю, теперь вы понимаете причины.

Судья Ди молча кивнул. Что можно сказать, когда сталкиваешься с таким горем?

– Четыре года назад у меня случился второй приступ; еще два года спустя – третий. Тогда я метался в полном неистовстве, и жене, во избежание какого-нибудь несчастья, пришлось насильно всыпать мне в рот сонный порошок. Ее верность и неизменная поддержка были моим единственным утешением. И вот две недели назад случилось то, что лишило меня и этой радости. Отныне я больше не мог делить с женой свое горе. Лакированная ширма взяла надо мной верх.

Правитель уезда указал на высокую, покрытую красным лаком ширму, стоявшую за спиной судьи Ди. Тот повернулся и посмотрел. Мерцающий огонь свечи отбрасывал причудливые и таинственные тени на покрытую тонкой резьбой поверхность.

Тэн закрыл глаза.

– Встаньте и вглядитесь повнимательнее! – сказал он почти равнодушно. —А я опишу ее вам. Я знаю эту ширму наизусть – каждый цунь!

Судья Ди встал и подошел поближе. Ширма состояла из четырех створок, причем каждая являла собой изящную картину, мастерски инкрустированную па лакированной поверхности кусочками зеленого нефрита, перламутра, серебра и золота. Воистину бесценное старинное сокровище! Судья подумал, что ширме лет двести, не меньше. Он остановился и стал слушать ровный, почти лишенный интонаций голос:

– На четырех створках, как это часто бывает, изображены четыре времени года. Первая слева – это весна. Весенние грезы кандидата в сюцаи, заснувшего над книгой на крыльце своего дома в тени сосны. Пока мальчик-слуга готовит чай, ему снятся четыре девушки. Все они – красавицы, но лишь одна тревожит его сердце.

На второй картине изображено лето – время созревания. Теперь кандидат повзрослел и едет в столицу, чтобы сдать последний экзамен и стать чиновником. Вот он – верхом, в сопровождении мальчика-слуги.

На третьей створке – осень, время исполнения желаний. Молодой человек, сдав последний экзамен, удостоился высокого ранга. В судейском облачении он возвращается домой в коляске, а слуга держит над хозяином большое опахало, что свидетельствует о завидном положении последнего. На террасе чиновник видит четырех девушек своей мечты, и среди них – ту, что собирается сделать женой.

И наконец, четвертое изображение зима, время самоанализа, тихой радости, более глубокого осмысления достигнутого. Перед нами – картина семейного счастья.

Судья Ди посмотрел на любящую пару за столом в богато обставленном доме чиновника: супруги сидят, тесно прильнув друг к другу, мужчина одной рукой обнимает женщину, а другой подносит к ее губам чашу. Судья повернулся, собираясь снова сесть, но Тэн поспешно остановил его:

– Подождите! Я отыскал эту ширму в одной из столичных лавок незадолго до женитьбы на Серебряном Лотосе и сразу купил, хотя стоила она невероятно дорого, и мне даже пришлось кое-что заложить. Пони маете, на четырех створках этой ширмы отражены четыре самых главных этапа моей жизни. Когда я учился в родном городе, мне тоже приснились четыре девушки. Потом я отправился в столицу, а там, проезжая мимо двухэтажного дома, увидел тех самых четырех девушек своей мечты. Как оказалось, это был дом отставного правителя округа Ву. И я женился на его второй дочери —Серебряном Лотосе, девушке, которую выделил среди других во сне! Эта ширма стала самой дорогой для нас вещью. Куда бы мы ни ехали, всегда брали ее с собой. Как часто мы сидели перед ней вместе, рассматривая каждую картину, вспоминая о моих ухаживаниях и нашей свадьбе!

Месяц назад выдался нестерпимо жаркий день, и я приказал домоправителю поставить бамбуковую кровать здесь, в кабинете, и поставить так, чтобы меня обдувал ветерок. Изголовье оказалось напротив четвертой створки, и любящая пара была как раз перед глазами. И тут я сделал страшное открытие – картина изменилась: мужчина вонзал нож в грудь женщины.

С возгласом удивления судья Ди наклонился и стал внимательно разглядывать эту часть картины. Теперь он видел, что в левой руке, обнимавшей женщину, мужчина и впрямь держал нож – клинок, нацеленный ей в грудь. Это была тонкая полоска серебра, инкрустированная в лаковую поверхность. Тряхнув головой от изумления, судья Ди вернулся к столу и сел.

– Не знаю, как и когда это произошло, – продолжал правитель уезда. – Я как безумный вновь и вновь изучал пятнышко, думая, что, может быть, мастер, делавший ширму, случайно уронил кусочек серебра в еще не застывший лак, а когда стал зачищать поверхность, осколок очутился в этом зловещем месте, но очень скоро понял, что он был вставлен позже, причем довольно топорно, так как вокруг виднеются мелкие трещинки.

Судья Ди медленно кивнул – он тоже обратил на это внимание.

– И я сделал единственно возможный вывод: я сам изменил картину в приступе безумия, о котором даже не помню. Отсюда вытекал и другой, столь же очевидный вывод: больная часть моего мозга надумала убийство Серебряного Лотоса. – Тэн провел рукой по лицу и взглянул на ширму, но тут же отвел глаза. – Эта ширма стала каким-то наваждением, – простонал он. – В последние недели мне несколько раз снилось, что я убиваю жену, – жуткие, удушающие ночные кошмары, от которых я просыпался в холодном поту, но и в минуты пробуждения эта мысль терзала и мучила меня. Ширма начала меня преследовать… Я не мог заставить себя признаться в этом жене. Серебряный Лотос стерпела бы все, но только не то, что я, ее муж, когда-либо смогу поднять на нее руку, – даже в припадке безумия. Да и мне сама мысль об этом разрывала сердце. – Тэн невидящим взглядом уставился в пустоту, но, быстро совладев с волнением, заговорил вполне прозаичным тоном: – Сегодня мы устроили полуденную трапезу на воздухе, в тенистом уголке сада, но жара вокруг показалась мне невыносимо томительной; я ощутил какое-то беспокойство, и вдобавок у меня заболела голова. Я сказал жене, что хочу отдохнуть в кабинете и заодно просмотреть кое-какие документы. Но и там тоже оказалось очень жарко, и я совершенно не мог собраться с мыслями. Тогда я решил присоединиться к жене. – Тэн встал. – Пойдемте, я вам покажу.