Книга Акула - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из кармана новенькой джинсовой куртки Андрей вынул пачку «беломора», продул папиросу и, прежде чем закурить, усмехнулся:
– Не обращай внимание, это не тюремный шик. Просто с деньгами небольшие проблемы. Мама с сестренкой содержат – а я к такому не привык. , Кинь зажигалку. Спасибо! И еще, давай сразу условимся: не надо мне делать никаких скидок, договорились? Больше всего ненавижу, когда меня жалеть начинают. Я сам пришел на работу, никто меня не заставлял, значит, станем пахать по-настоящему. Мне так проще будет втянуться… и человеком себя снова почувствовать. Катышев мне кое-что объяснил, но я всегда лучше воспринимаю визуально, чем на слух. Дай бумаги посмотреть…
Для того, чтобы изучить четыре ОПД, в том числе и заведенное позавчера «по Бондареву», Акулову понадобилось совсем немного времени. «Голубое дело» он пролистал с ухмылкой, сразу ухватив, что большинство документов к убийству не относятся:
– Перед проверкой извращался?
– Был грех…– Волгин старался не буравить коллегу пристальным взглядом, рассудив, что любое, хоть чуть-чуть назойливое внимание будет его сейчас раздражать, но не мог не отметить азарта, с которым Акулов приступил к работе. Сидя на подоконнике, покачивая ногой и дымя папиросой, он выглядел на удивление собранным и целеустремленным. Волгин даже слегка устыдился: с самого утра он кропал справку по результатам поиска свидетелей и не продвинулся дальше второго абзаца. Бумага казалась некачественной, стержень одноразовой ручки царапал и плевался попеременно, да и вообще, обстановка в залитом ярким солнечным светом, прокуренном кабинете не располагала к канцелярской работе.
– Тебе когда в отпуск? – внезапно спросил Акулов, отвлекаясь от чтения. Волгин вздрогнул:
– Я что, похож на выжатый лимон? В декабре. – Любишь холодную водку?
– Ненавижу потных женщин.
От последней фразы Акулов почему-то нахмурился и, ничего не ответив, склонил голову над ОПД.
Перевернув последнюю страницу, он вздохнул и произнес издевательским тоном, озвучивая прокурорскую рекомендацию:
– Да, Сергей Сергеич, надо срочно активизировать работу по делу! Вот, например, американские копы очень любят внедряться. Может, нам тоже этим заняться?
– Ты можешь говорить прозой?
– Да уж куда прозаичнее! Оденемся в тряпье, хлобыстнем «красной шапочки» и будем валяться в собственной блевотине, дожидаясь, пока нас отоварят. По-моему, очень перспективный вариант. Н-да… Стало быть, мадам Бондарева грешит на бандитов?
– У меня в РУБОПе есть знакомый, который занимается этой группировкой. У него какая-то гeниальная идея возникла, он позавчера звонил, грозился, что со дня на день появится информация.
– Сомневаюсь я что-то… Как ты смотришь на то, чтобы куда-нибудь прогуляться и перекусить?
Волгин согласился, хотя голода не испытывал. Попытку расплатиться за двоих Акулов пресек в зародыше, взял большую порцию пельменей и с легким вздохом убрал в карман рубашки два последних червонца.
С едой он расправился значительно быстрее Волгина, хотя пересказал при этом несколько тюремных баек и усиленно косился на студенток за столиком у входа. Промокнув губы салфеткой, сложил из нее кораблик, бросил на идеально чистую тарелку и, дождавшись, пока Волгин допьет компот, поднялся:
– Дернули?
Во дворе РУВД он остановился и показал на белый «ниссан-алмера»:
– Это сиволаповская тачка?
– Записана на его сына. Хочешь взорвать?
– Зачем же портить хорошую вещь? Погоди, – Андрей придержал шагнувшего к крыльцу Волгина за локоть. – Давай курнем на свежем воздухе. Я манией преследования пока что не страдаю и не думаю, что там… – он указал на окно кабинета, – …понатыкали микрофонов, но здесь мне как-то спокойнее.
Акулов встал ближе к Волгину, размяв и продув папиросу, зажал мундштук зубами, но прикуривать не стал, сунул руки в карманы и тут же вытащил, откинул полы куртки чуть назад и зацепился большими пальцами за ремень.
– Могу представить, какие слухи обо мне тут ходили. Коль уж нам работать вместе, не хочу, чтоб оставались недоговоренности. Во-первых, меня действительно подставили. Если конкретно – Сиволапов Иван Тимофеевич… чтоб он сдох! Он крутил аферы с квартирами гопников, а я ему случайно помешал. Во-вторых, мстить ему я не собираюсь. По крайней мере, пока. Если отколошматили, то надо уползать в свой угол и зализывать раны, а не бросаться под колотуху, с которой не можешь совладать. В будущем обязательно появится шанс ответить, но его нужно ждать. У меня хватает других проблем, в том числе и личных, которые я не могу оставить нерешенными ради сомнительного удовольствия поквитаться с Ванькой-вором. Вот решу их – тогда и посмотрим, прикинем хрен к носу… В любом случае, я тебя заранее предупрежу.
В кабинете Акулов долго не просидел.
– Знаешь, навряд ли я рожу сейчас какие-то гениальные мысли. А внедряться ты не хочешь. Пойду, поброжу по окрестностям, осмотрюсь – как никак, это моя бывшая «земля». Может, встречу кого знакомого, морду набью. Или мне набьют.
Волгин задумчиво посмотрел вслед ушедшему Андрею. В принципе он предполагал, что напарник станет играть по своему сценарию. Говорит, что отказался от мести? Может, и так; но скорее всего, просто темнит, не хочет быть до конца откровенным. Он и раньше не страдал от этого качества, а уж после отсидки оно могло только усугубиться. .
Акулов перешел Горьковскую и, не спеша, двинулся по тропинке через пустырь. В местах происшествий останавливался, прикидывая, как бы действовал сам на месте преступника… Или преступников? Что-то мешало ему поверить, что все четыре трупа – дело рук одного человека или одной группы. Было какое-то звено, выпадавшее из общей картины. Волгин, похоже, этого вообще не заметил;
Акулов смутно чувствовал, что чего-то в логической цепочке не хватает, но чего именно – сформулировать не сумел бы.
Оказавшись на Чкаловской, Андрей свернул к пресловутым ларькам. Четыре из них работали, один, стоявший в некотором отдалении, чернел обгоревшими стенами и отражал солнце осколками разбитых стекол. Позади него, на ящиках и украденной где-то парковой скамейке, устроились шестеро. Опухшие лица, затрапезная одежонка, грязь, въевшаяся во все поры тела. Взгляды покорны и обманчивы, что можно оценить, столкнувшись с такой компанией поздним вечером в укромном месте – хотя, в целом, бомжи не склонны к насильственным преступлениям, разве что в своем кругу. На всю толпу было две бутылки портвейна и пакет с гнилыми помидорами.
На Акулова поднялось три пары глаз, чуть позже еще двое повернули головы в его сторону. Он стоял, прислонившись к дереву, и внимательно их разглядывал. Возражений это не вызывало, хотя было заметно, что его внимание им неприятно. Скорее всего, опознали; нет, не опознали – почувствовали в нем мента и ждали неприятностей. Особых грехов за собой бомжи не ощущали, надеялись, что в кутузку никого из них не потащат, но привыкли к тому, что хорошее от «внутренних органов» их касте перепадает крайне редко, а потому готовы были ко всему.