Книга Алиби с гулькин нос - Светлана Алешина

— Чем занимаетесь? — отрывисто спросил Святский, в котором неожиданно проснулись его профессиональные рефлексы — если, конечно, он не врал насчет своего прошлого.

Лариса внутренне отметила, что он допустил непростительную ошибку с точки зрения разведчика, как-то: пустил ее в дом, не выяснив, зачем она пришла, как ее зовут, и первым начал пить водку. Это означало, что он либо врал, либо после того, как его выгнали из разведки за пьянку, он полностью утратил все навыки разведчика. Во всяком случае, бдительность у него здорово притупилась.

— Я директор ресторана, — честно призналась Лариса.

Святский удивленно поднял брови, но тут же принял снисходительный вид, продолжая играть свою роль.

— О, вы настоящая леди! С вами можно иметь дело. В Италии я был знаком… близко, — несколько кокетливо уточнил он, — С одной хозяйкой таверны. Ее звали Стефания. Я как-то приехал… Дверь открыта немного… была. Она стояла у окна. Я подхожу, обнимаю ее. Она говорит: «Виталий, ты, что ль?» Я говорю: «Я!» Вот так она меня узнала! — с победным видом закончил Виталий Георгиевич, хотя Лариса так и не поняла, к чему он рассказал ей этот эпизод.

— А все же, Виталий Георгиевич, насчет Зинки…

— Да! — щелкнув пальцами, тут же согласился бывший разведчик. — Сейчас насчет Зинки. Она… безграмотная женщина.

Совершенно безграмотная! Никакой культуры, никакого образования. Просто плебейка.

Надо сказать, не только у нас такие есть. Меня как-то Роман Абрамыч вызывает… показывает письмо… — Виталий Георгиевич сделал многозначительную паузу. — Серьезное письмо. Оно должно было в Танзанию уйти…

По дипломатическим каналам. Он мне говорит — прочти, Виталь, скажи свое мнение.

Ну, я прочитал… — Святский выдержал паузу и категорически рубанул рукой воздух:

— Там все не правильно! Я ему говорю — кто писал? Он говорит — выпускница факультета иностранных языков. Я ему говорю — никуда не годится! Давай ее сюда. Он кнопку нажимает, она приходит… Он ее давай песочить. Я говорю — тэйк ит изи, ноу проблем!

Садись! Пиши! Учись! — Святский при каждом отрывочно произнесенном слове выбрасывал вперед кисть правой руки. — Она села… Написала, я проверил — все правильно! Я Роману Абрамычу говорю — бери! Посылай! Все будет о'кей! Вот такие безграмотные женщины после института! А вы говорите, Зинка… Она кулинарное училище и то не закончила.

Лариса, порядком утомленная бессмысленным хвастовством отставного разведчика-переводчика, решила наконец перейти к делу.

— Меня интересует Зинка лишь в связи с тем, чем она зарабатывала на жизнь. Она где-нибудь работала?

— Она вообще не любит работать. Вообще! Тунеядка, — развел руками Святский. — И мать у нее такая же.

— Значит, не работала, — кивнула Лариса. — И у меня есть сведения, что она в последнее время исполняла функции сутенерши. Это верно?

Святский вдруг вскочил со стула и как-то суетливо и нервно забегал вокруг стола.

— А я-то, я-то при чем? — спросил он, останавливаясь прямо перед Ларисой. — Я ей сразу сказал — будешь этим заниматься, выгоню! Сразу выгоню! Она не поняла.

Я и выгнал. Вы-гнал! — твердо повторил он, стукнув себя кулаком в грудь. — Вот так!

У меня… разговор короткий. Не нравится — иди! Живи где хочешь!

— Никто вас ни в чем не обвиняет, Виталий Георгиевич, — поспешила успокоить разволновавшегося отставника Лариса. — Меня интересует даже не Зинка, а девушки, которых она сюда приводила. А особенно одна девушка. И вы должны ее знать.

После этих слов Лариса достала из сумочки фотографию Лели и протянула Святскому. Тот взял ее, выпятив нижнюю губу, и всмотрелся в изображение. При этом рука его дрогнула.

— Так вы знаете ее? — после паузы спросила Лариса.

— Да, — коротко ответил Святский, возвращая ей фотографию. — И в милиции знают. Мне скрывать нечего. Человек я честный. Чего мне скрывать?

— Тогда расскажите мне, что вам известно о трагедии, произошедшей с этой девушкой.

— Не буду! — неожиданно отрезал Святский и надулся.

— Почему? — удивилась Лариса.

— Да потому что ничего я больше не знаю и знать не хочу! Все, что знал, давно рассказал!

— Но я же не из милиции, — попробовала убедить его Лариса. — Я же не в курсе, что вы им там рассказывали.

— А вам это зачем? — задал наконец Виталий Георгиевич вопрос, который, по идее, должен был задать сразу.

— Дело в том, что я тетка Лели Величкиной, — в первый раз за время беседы соврала Лариса. — И хочу узнать, кто сделал это с моей племянницей. Поэтому очень прошу вас помочь, поскольку вы как человек интеллигентный должны понимать, что это просто варварство и самое настоящее злодейство.

— Да, — коротко кивнул Святский, польщенный тем, что его причислили к интеллигентным людям. — Да. Вы правы. Вот у нас в разведке такого не допускали. Многое случалось — но такого не было. Не было! Вы правы. Варварство. Но… я ничего не знаю.

Чем могу помочь? Не знаю. Все, что знал, давно рассказал.

— А вы мне повторите то, что говорили милиции, — попросила Лариса.

Святский выпил еще одну рюмку, оттопырил губу, несколько раз втянул ее и вытянул, закурил Ларисины «Кент-лайтс», небрежно выпуская дым в потолок и закидывая ногу на ногу, и наконец заговорил…

Через десять минут Виталий Георгиевич поведал Ларисе, как в то раннее майское утро он вышел из дома, мучимый вполне естественным для него желанием — опохмелиться. Так как ближайшая точка, торгующая спиртными напитками, находилась за два квартала от дома, ему пришлось пройти через двор, где жила Леля Величкина. Проходя мимо ее подъезда, он увидел лежавшее под лавочкой скрюченное девичье тело. На всякий случай Виталий Георгиевич подошел поближе и обнаружил, что девушка вся в крови и в синяках. Кроме того, она была без сознания. Будучи от природы человеком мягкосердечным и сердобольным, Святский, не задумываясь, побежал вызывать «Скорую», а также милицию, потому что сразу понял, что здесь явно попахивает криминалом. Более того, он назвал свое имя и честно дождался приезда обеих машин. Лелю увезли в больницу, а самого Виталия Георгиевича — в милицию, где он в течение часа давал показания, после чего его наконец отпустили домой. Правда, потом еще вызывали несколько раз, уточняли, перепроверяли, а затем оставили наконец в покое… Видимо, дело зашло в тупик, и его похоронили, как считал сам Виталий Георгиевич.

— Сейчас не умеют раскрывать преступления, — со вздохом подвел он категоричный итог своему рассказу. — Не умеют! Совершенно не умеют работать! Вот у нас в разведке…

Лариса, обеспокоенная тем, что сейчас потянутся бесконечные воспоминания о золотых днях службы Виталия Георгиевича в разведывательной службе, быстро прервала его, спросив: