Книга Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

– «Ты проснешься ль, исполненный сил? – пробормотала Перла,которая была преподавательницей русского языка и литературы. – Иль, судебповинуясь закону, все, что мог, ты уже совершил?»

– А ты молчи, Перла, – с внезапной яростью покосилась на нееКатя. – Молчи, поняла? Не тебе наших судить, ты на своих смотри!

И Перла Рувимовна, ныне Абрамова, в девичестве Левинсон,покорно умолкла.

В общем-то, это была их единственная ссора… которую иссорой-то назвать нельзя. Так жили, так тесно жили, что, если б началисобачиться, давно попередохли бы. И все понимали то же самое: и Александра, иПерла, и Катя, и Людмила, и прочие женщины. Поэтому как были у них в тюрьме и вдороге сугубо сестринские отношения, такими они и оставались в Темниковскомженском лагере.

А стоял он, их лагерь, в глубине чудесного соснового леса всамых дебрях Мордовского края. Воздух был волшебный, особенно после дождя, ихвоей, которой здесь было в изобилии, только и спасались от цинги. Влагерной-то пище никаких витаминов не было предусмотрено: на завтрак жиденькаяячневая кашица, хлеба двести граммов да кружка кипятку. Это в семь утра. Обед вдва часа – на первое пустые щи, на второе та же каша, только чуть погущеутренней. Вечером кипяток с оставшимся от обеда хлебом. Когда началасьпоголовная цинга, Александра вспомнила, как кто-то в госпитале в Энскерассказывал про народные рецепты. Начальство возражать не стало, и черезнесколько дней у нее уже были готовы огромные бутыли с отваром. С души воротилопить эту гадость, но зато все выздоровели.

Тогда ее и перевели в медпункт. А сначала она вместе с Катейпоочередно работала на водовозке.

Просыпались еще до подъема (он был в шесть, потом аж до семидлилась перекличка в огромном дворе, с непременной пофамильнойотметкой-галочкой в смешной ученической тетрадке) и осторожно, чтобы никого неразбудить, шли по ночному лагерю. В конюшне запрягали быка, у колодца заполнялиогромную водовозную бочку и развозили воду поочередно по всем службам лагеря.Там же всё: работа на кухне, раздача, хлеборезка, выдача и стирка белья, уборкавнутри бараков и на территории, топка печей и прочее – велось собственнымисилами, силами женщин-заключенных.

После «победы над цингой», как пышно именовали это вбараках, Александра стала работать в медпункте. Конечно, там былквалифицированный врач – женщина-ленинградка, но без сестры ей было необойтись. Подумывали о том, чтобы завести при медпункте еще и санитарку.Александра мечтала пристроить на тепленькое местечко бедняжку Перлу, котораяхирела не по дням, а по часам, но зимой 1938/39-го в лагере началисьперетасовки. Стали часть женщин отправлять на Беломоро-Балтийский канал, гдетеперь валили лес и строились предприятия.

Перла и Людмила Стромыкина попали в первую же партию,назначенную к отъезду. Александра по-прежнему оставалась в медпункте, Катяпродолжала возить воду по утрам. А эти – уезжали… Ночь до отправления не спали:ревмя ревели, прижавшись друг к дружке на нарах. То ли увидятся, то ли нет…

Перед рассветом Катя и Александра написали маленькиезаписочки своим: Перла и Людмила должны были, если ухитрятся, выбросить их извагонов: вдруг да найдутся добрые люди, вдруг да перешлют по адресу…

– Дворяне шумною толпой по Эсэсэрии кочуют, – пошутила,храбрясь, Людмила, у которой дед, совершенно как у некоего Базарова, землюпахал. Александра оглядела подруг: Катя – дочь бакенщика, внучка бакенщика,может, и правнучка, Рувим Левинсон был «старье берем», у Александры у однойдела с происхождением обстояли более или менее классово-чуждо, однако в кочевьепредстояло отправиться не ей, а Люде и Перле…

Ладно, еще не вечер, еще неизвестно, может, и ей придетсякочевать по Эсэсэрии!

И она тихонько сплюнула через левое плечо.

Проводить отъезжающих разрешили до самой проходной. И вдругкто-то приметил, а потом сообщил другим ошеломляющую новость, которая мигомразлетелась по лагерю: в проходной снят портрет наркома Ежова!

Катя и Александра сразу вспомнили, как его в Энске избиралидепутатом Верховного Совета. И жуткий плакат под названием «Ежовы рукавицы»,висевший во дворе Энской тюрьмы, они тоже вспомнили…

Ну и что теперь с тем Ежовым? Дал бы бог, чтобы сам в своиже рукавицы попал! А на проходной повесили портрет нового наркома – содутловатым лицом, в пенсне. Фамилия его была – Берия. Это тоже сообщиливтихаря. Как государственную тайну!

– Бе-ри-я! Беръ я, – глубокомысленно изрекла Катя, котораялюбила мнемонику. – Небось взяточник, а?

И опасливо оглянулась, но они, на счастье, были одни вмедпункте, куда Катерина привезла воду.

– Взяточник и грузин, – с ненавистью продолжала она. – Ещеодин грузин на нашу голову!

– А вот, кстати, о грузинах, Кать, – сказала Александра,чтобы ее немножко отвлечь. – Помнишь, у нас в Энске улица есть – Грузинская?

– А то! – вздохнула Катя. – По ней, бывало, идешь, смотришьна крыльцо Госбанка – и душа радуется. Какая красота несусветная! А правда ли,что в Госбанке внутри стены расписаны самим Билибиным?

– Да вроде правда, – не слишком уверенно сказала Александра.– Только даже если это и так, небось уже всю роспись смыли и каких-нибудьколхозниц там намалевали. А может, и нет. Может, ничего не тронули. Вот ведьулицу Грузинскую рядом с банком не переименовали же!

– А чего ее переименовывать? – удивилась Катя. – У настеперь в государстве первые люди – грузины. Ну и еще явреи.

Катя ненавидела «явреев». Бедная Перла Рувимовна пробиласвоей многотерпеливостью некоторую брешь в ее антисемитизме, но теперь, послеотъезда Перлы, брешь эта довольно быстро затягивалась.

– Ладно, хватит тебе про евреев, – быстро сказалаАлександра, пока Катя не села на любимого конька. – Ты что, серьезно думаешь,что улица Грузинская в честь грузин названа?

– А в честь кого же, в честь явреев, что ли? – ухмыльнуласьКатя, которую трудно было унять.

– Жили такие князья Грузинские, они были попечителями храмаПокрова Пресвятой Богородицы, в честь которого Покровка и была названа. А вчесть князей Грузинских – они, между прочим, внесены в родословные книгиНижегородской губернии – названа улица, которая почти от храма идет. Здорово,да? Кругом Свердловы, да Дзержинские, да Урицкие, а тут на тебе – князьяГрузинские! Они небось на том свете сейчас хихикают над всеми переименовывателямина свете.

– Эх, сейчас бы пройти по этой самой Грузинской, да наросписи Билибина посмотреть, да в храм Покрова зайти помолиться… – пробормоталаКатя.