Книга Ярмарка в Сокольниках - Фридрих Незнанский

— Извините меня, пойду переоденусь, очень уж тяжко в этой сбруе.

Мы сидели молча. Потом мой начальник взял бутылку в руку, вопросительно взглянул на меня и, не дожидаясь согласия, налил нам ещё по рюмке.

— За успех безнадёжного дела! — я пытался казаться весёлым и находчивым.

— Можно и так, — ответил Меркулов задумчиво и звякнул своей рюмкой о мою.

Когда Ракитина вернулась в кухню, я её сразу даже не узнал: в чем-то длинном, с шалью на плечах; светлые волосы растрепались прядями по лбу. Она подошла к столу, налила себе ещё рюмку. Перед нами была русская баба, пьяная от вина и горя. Уже не обращаясь ни к кому, а просто жалуясь на судьбу, срывающимся от слез голосом она закончила монолог:

— Я ему всю жизнь посвятила, все думала — наступит наш звёздный час, а он так нас всех подвёл! Ведь я говорила: «Витя, забудь о государстве, все это красивые слова! Детский лепет! Оглянись — о каком народе ты говоришь? Где он? Разве эти люди в вонючих телогрейках, которые в провонявших электричках едут в Москву за продуктами, и есть твой народ? Так ты этому „народу“ не нужен! Ты о себе подумай! О себе не хочешь — о сыне подумай!» А он… А он все свое талдычил — «исходя из интересов России…» Вот и дождался благодарности! Доперестраивался, пока не придушили!

Ракитина нетвердой походкой подошла к буфету, достала пачку «Марлборо», закурила, жадно и глубоко затягиваясь. Бросила сигареты на стол, сказала отрывисто — «Курите!» Мы облегченно вздохнули. Я закурил, конечно, американские, а Меркулов полез за своим «Дымком».

Я мысленно прокручивал рассказ Виктории Ипполитовны и не находил в нем никаких ключей. Кроме того, по-видимому, Ракитиной не было известно про Подгурского. А, может, было? Но Меркулов, безусловно, понимал ситуацию не хуже меня, однако вопросов не задавал.

— Да что это я вам здесь плету? При чем тут все это? — Виктория вдруг заревела в голос. Слезы смыли остатки косметики с ее лица, оставив синие пятна вокруг глаз. — Из-за бабы его убили, из-за бабы!

Я даже поперхнулся дымом от неожиданности. А Меркулов весь напрягся, взял Ракитину за руку и настойчиво так спросил:

— Из-за какой бабы, Вика?

— Это у него надо было спросить! Из-за какой? Да мне эти его шлюхи вот здесь сидят! А им разве Виктор был нужен? Его деньги и подарки из-за границы! Сучку свою с кем-то не поделил — вот и все! Мне за свою жизнь цветка не купил, а этой балерине корзины роз посылал!

— Какой балерине, Вика? Успокойтесь, Виктория Ипполитовна. Какой балерине? — Меркулов все держал руку Ракитиной и тихо, но упорно настаивал на ответе.

Но я видел, что это дохлый номер. Виктория впала в невменяемое состояние, она твердила одно и то же:

— Корзины роз, а мне ни цветка, ни букетика, а ей — корзины…

Из своей комнаты выглянул встревоженный Леша. Меркулов поманил его указательным пальцем:

— Попробуй успокоить мать, Алексей. Ей-Богу, ей сейчас несладко.

— Не беспокойтесь, Константин Дмитриевич. Мама у меня все выдержит, — опять сказал Леша, как и тогда, в морге. — Давайте, я вас провожу.

Мы оделись и, тихо прикрыв за собой дверь с позолоченной табличкой «В. Н. Ракитин», вышли из квартиры. Из-за двери все ещё слышался ослабевающий голос Виктории Ипполитовны:

— Слышишь, Лешка, ни цветочка…

4

В сгустившихся сумерках моросил противный дождь. Мы вышли из ракитинского небоскреба, обогнули витрину гастронома. За толстым стеклом сверкали глазурью гигантские окорока, таращили глазки тетерева, осетр с акулу величиной величаво взирал с огромного блюда. Очень противно было смотреть на всю эту несъедобную бутафорию, когда в магазинах не достать селедочного хвоста.

Мы спустились по ступенькам к тротуару и пошли к троллейбусной остановке на Садовое кольцо.

Внезапно Меркулов остановился и вытащил из кармана шинели какой-то бумажный комок, расправил его, сделав несколько шагов к фонарю. Это был листок, вырванный из школьной тетради. Крупным, детским почерком было написано: «Ее зовут Валерия Куприянова». Меркулов остолбенело смотрел на меня. Я сказал:

— Леша.

Меркулов поискал глазами телефон и, обнаружив его на углу Садового кольца возле будочки чистильщика обуви, быстро направился туда:

— Соедините меня с Романовой… Шура? Привет, снова Меркулов. Еду к тебе. Со стажером. Пока выясни все о Валерии Куприяновой. Она балерина. Как найдешь, вези к себе на Петровку.

Начальник второго отдела МУРа Шура Романова встретила нас как дорогих гостей — с ходу заставила выпить «по капельке» — тонкому двухсотпятидесятиграммовому стакану водки и закусить ириской. Меркулов принял стакан шутя, только кадык заходил на шее. Я принимал свою «капельку» в три приема, со стоном и позывами возврата, перепугав этим Шуру насмерть. Она бросилась к сейфу за НЗ — неприкосновенным запасом нежинских огурчиков в нераспечатанной банке, предназначенных для закуса одному лишь начальнику МУРа.

Подполковник милиции Александра Ивановна Романова — вылитая императрица Екатерина Вторая, только в милицейской форме: невысокая, ширококостная, с волевым подбородком и удивительно молодыми васильковыми глазами. Она единственная женщина в Москве — начальник отдела уголовного розыска. Ей и поручено разыскать убийц по нашему делу.

— Не пойму я этого Ракитина — зачем ему спонадобилось встречаться с американцем у всех на виду — на ярмарке? — говорит Шура певуче, с заметным южным акцентом, к месту и не к месту пересыпая речь беззлобным матюжком. — Во-первых, он, как сотрудник Внешторга, был допущен к разной официальщине, к приемам там, банкетам. Он запросто мог встретиться с этим Подгурским и в ресторане, мало ли где… Чего его на ярмарку потянуло?

— Он не хуже нас с тобой, Шура, понимал, — пожал плечами Меркулов, — что во всех этих злачных местах ведется слежка и прослушивание разговоров. Не мне тебе рассказывать, что по Москве вмонтировано до ста тысяч подслушивающих устройств — и в квартирах, и в официальных помещениях, даже в сортирах. А там, в Сокольниках, на природе за всеми не уследишь, ни ног, ни ушей не хватит. Толпа — лучшее место для шпиона! Но — шпион ли Ракитин? В КГБ мне ответили, что данными о его шпионской деятельности они не располагают.

— Слышь, Костя! А ты у чекистов шукал, чего конкретно эта шалава говорит? Ну та, которую они американцу подложили…

Ну, Шура! Не моргнув глазом, такое загнуть может!..

Меркулов поднял на Романову смеющиеся глаза:

— «Шукал», товарищ подполковник! «Шалава» сказала «хозяину», что о сути ничего не знала, знала только — будет встреча. «Колонуть» на это своего «фраера» она не смогла. Так они отвечают…

— … «Они отвечают», — передразнила Меркулова Шура, — а ты кто? Следователь или… Ты что, сам ее допросить не мог?

Меркулов засмеялся:

— А сама-то ты, Шура, рассекретишь хоть одного своего агента? То-то… Мне в ее допросе отказали.