Книга Направленный взрыв - Фридрих Незнанский

— От кого? — в тысячный раз спросил я.

Норман снова не ответил, словно и не слышал моего вопроса.

— Знаем, что вы военнослужащий в чине полковника, и очень высокопоставленный офицер ЗГВ. И вдруг вы оказались в Пакистане… Однако, как вы уверяете, вы не ищете политического убежища. Тогда что же вам здесь надо? Всего лишь встречи с господином Салимом аль-Рунишем? И у вас нет никакого задания от вашего Комитета госбезопасности или ГРУ? И вы не работаете на разведку? Ну это, право, несолидно… Такая версия просто несерьезна для убеленного благородной сединой многоуважаемого полковника. Вы со мной не согласны? — усмехнулся Норман, поправляя на носу очки.

— Не согласен, — рявкнул я. — Никакого Салима аль-Руниша я не знаю!..

— Да бросьте неправдничать, — махнул рукой Норман Плэтт.

Какое странное слово он употребил, может быть, его когда-то говорила бабушка этого Нормана: «неправдничать»…

— Я вам уже говорил, что меня похитили… Меня сейчас разыскивает Красный Крест! Я требую срочно связаться с моим посольством! — чуть ли не вскричал я, хотя про посольство — это для красного словца. Минуй меня пуще всяких бед советское посольство…

Норман Плэтт помолчал, постучал маленькой темной сигаретой по пепельнице. Этих сигарет он уже выкурил почти пачку.

— Вы ни на что не жалуетесь, Владимир Федорович? С вами обращаются нормально, кормят прилично? Через некоторое время мы можем пригласить вашего адвоката, если таковой имеется, — задумчиво сказал Норман Плэтт.

— Спасибо, — сказал я. И тут не выдержал и расхохотался, вот только советского адвоката здесь, в Пакистане, мне и не хватало!

Я находился в этом доме на краю Исламабада уже больше суток, и почти непрерывно шли допросы.

— Может быть, вам мало платили в вашей армии, может быть, поэтому вы решили стать перебежчиком, как Юрий Королев?

— Я не перебежчик! Меня похитили…

— Может быть, на вас заведено уголовное… преследование, или как это там у вас называется?..

— Нет.

— Может быть, вы сделаете чистосердечное добровольное признание: какая цель вашего задания в Пакистане? И мы не будем прибегать к различным сильнодействующим эффектам типа нейтрализатора воли или «полиграфа»?

— У меня нет никакого задания. Здесь крутится? Магнитофон записывает? — покосился я на бесшумный черный ящик на столе.

— Совершенно справедливо. Записывает.

— Так прослушайте, что я говорил раньше. Ничего нового я вам добавить не могу.

— Хорошо, полковник. А как вы отнесетесь к тому, что мы разошлем ваши фотографии со мной в обнимку на Лубянку, в ваш Генеральный штаб, вашим контрразведчикам? Я человек известный, работаю в Пакистане легально. Меня неплохо знают в вашей стране как представителя Лэнгли. Как вы отнесетесь к подобному предложению?

— Очень хорошо. Вам никто не поверит, — холодно ответил я.

— Так-так, значит, не поверят… — притворно покачал головой Норман Плэтт. — Ну хорошо, тогда попробуем перейти к делу.

Я внутренне напрягся, но на губах у меня играла легкая полуулыбка, которая далась мне с большим трудом. Норман продолжал:

— Как полковник отнесется к предложению сотрудничать с нами?

— Отрицательно, — отрезал я.

— Ну нельзя так сразу отвечать, не подумав. Я бы в вашем положении согласился.

Да, мое положение просто аховое! Из огня да в полымя, как говорится. Из потенциального торговца оружием — почти в предатели родины — и одним махом! Эх, если коготок увяз, то всей птичке теперь биться в сетях ЦРУ…

— Не советую, не советую отказываться, не подумав. Мы бы для вас все устроили в лучшем виде. Я имею в виду вашу встречу с Салимом аль-Рунишем. Нас его торговые дела не касаются. Вы хотите продать ему пару танков — это пожалуйста, почему бы и нет! Мы уважаем его страну, оборонные запросы его песчаной пустыни… Но если вы хотите передать ему нечто более серьезное, допустим, некоторые коды Генерального штаба, тогда лучше держать связь с нами…

— Я ничего не собираюсь передавать какому-то там Рунишу! Да и где, в конце концов, этот ваш мифический Королев? — наигранно вспылил я.

— Здесь, в Исламабаде. Вас дожидается, господин полковник. — Норман удивленно выпучил глаза и даже снял очки.

И я почему-то поверил его искреннему удивлению. И как не поверить, откуда у него столько информации, у этого Нормана, как не от Юрки Королева?

— А кто он вообще, Салим аль-Руниш? — на всякий случай полюбопытствовал я.

— Салим аль-Руниш — наш очень хороший друг. Можно сказать, что мой хороший дружок, вернее приятель, так лучше звучит по-русски. Я даже был у него в гостях; прекрасный у него замок в маленьком оазисе из пальм, окруженном песками. Мраморные бассейны, четыре жены, как и положено. И отдельный двухэтажный дом для наложниц, которых он меняет раз в полгода, — улыбался Норман Плэтт. — А вы, наверное, удивляетесь, откуда я все знаю?

— Да могу я когда-нибудь встретиться хоть с кем-то? Кроме моего адвоката, естественно: если не с Королевым, то хотя бы с вашим Рунишем?!

— С господином Салимом? Увы, кажется, вы уже не встретитесь, — победоносно улыбался Норман Плэтт. — Он вас ждал-ждал да так и не дождался, вы опоздали на встречу.

— Так я же торчу у вас! — с ненавистью проскрежетал я.

— Вот именно, сидите у нас. И ваше задание провалено, почти провалено… Если, конечно, у вас хватит благоразумия согласиться на мое предложение…

— О сотрудничестве? — прорычал я. Норман Плэтт согласно кивнул. — Категорически отвергаю!

— Повторяю: зря. Ну что ж, у вас еще есть время подумать…

— Перед расстрелом? — по-черному пошутил я (или сказал правду? — я и сам не знал).

— Ну зачем — перед расстрелом? Вы еще можете кому-нибудь пригодиться, — усмехнулся Норман. — Я просто говорю, что у вас есть еще некоторое время подумать. Может быть, Юрий Королев, тоже мой хороший друг, захочет вас убедить, — многозначительно добавил Норман Плэтт.

На моем лице не дрогнул ни один мускул, когда он сказал «хороший друг».

— Я встречусь с Королевым?

— И очень скоро, господин полковник.

— Я же просил, не надо «господинов»! — вспылил я.

— И ваш бывший друг…

— Он мне не друг!

— Ваш бывший коллега по учебе совсем не предатель вашей социалистической родины, как вы думаете. Он диссидент, а это, по-моему, у вас сейчас звучит гордо. Или перестройка господина Горбачева армии пока не коснулась? — Норман Плэтт сверлил меня своими холодными бледно-голубыми глазами сквозь толстые стекла очков, и мне казалось, что он видит меня насквозь, читает все мои мысли.