Книга Укротитель кроликов - Кирилл Шелестов

Свое довольно обидное прозвище он получил не столько из-за фамилии, сколько в результате поразительного сходства с отрицательным персонажем детской поучительной книжки. Он был невысоким, толстеньким, с редкими рыжими волосами и маленькими хитрыми бегающими глазками. Глядя на него, вы живо представляли, как в детстве он воровал у бабушки варенье и банками поедал его в темном углу.

Между тем, в отличие от Пономаря, который поднимался из пролетарских низов и начинал с того, что мыл кружки в пивном баре, Плохиш был из приличной семьи. Мать его работала учительницей в школе, а отец возглавлял большую строительную организацию.

Плохиш и сам окончил строительный институт, но строить он не собирался. Еще на пятом курсе он начал подрабатывать официантом, потом занялся оптово-розничной торговлей, иначе говоря, продавал в ларьках все, что покупали, — от колготок до поддельной водки. Он преуспевал, пока в один неудачный для Плохиша день на него не наехали бандиты. И нажитое неправедным трудом благосостояние Плохиша перешло в беспечные руки братвы.

После этого удара судьбы Плохиш понял, что отнимать легче, чем приобретать. И твердо решил стать бандитом. Некоторое время он был водителем и подручным Пономаря, затем сколотил собственную бригаду. И уже от своего имени обложил непомерной данью дюжину трепетных ларечников, создавших ему славу отморозка и отчаянного уголовника.

Постепенно многочисленные объекты, которые старший Плохое начинал строить при коммунизме, но не успел завершить в связи с грянувшей демократией и отсутствием государственного финансирования, стали частной собственностью Плохиша. И этой собственностью он распоряжался с умом и выгодой.

Но главной его добычей сделался железнодорожный вокзал. С помощью папы он договорился с начальником вокзала, и теперь они на пару владели этим маленьким городком, с просторными зданиями, несметными забегаловками и парой гостиниц, куда Плохиш внедрил армию дешевых проституток.

В настоящее время Плохиш был богатым человеком и лихим бригадиром. Он уже дерзко приговаривал коммерсантов, ходил с пистолетом и буянил в ресторанах. Но криминальные авторитеты по-прежнему не принимали его всерьез, что рано или поздно могло закончиться для Плохиша довольно скверно, как и любое присвоение незаслуженных отличий. Понимая это, он, на всякий случай, держался подле Пономаря, чей авторитет отбрасывал отблеск и на мутную деятельность Плохиша.

Одет был Плохиш в черные джинсы, черную майку и черный пиджак. Как и все в России, он считал, что черный цвет стройнит. Как и ко всей России, к нему это не относилось.

Я пожал им руки на бандитский манер — двумя руками и осведомился, как дела.

— Погано, — с готовностью отозвался Плохиш и сердито надул пухлые щеки. — Денег-то нет. Телки не любят. А дальше будет еще хуже.

Отличительной чертой Плохиша было то, что он все время ныл и жаловался на отсутствие в его жизни денег, красивых женщин и карьерных перспектив.

Пономарь, напротив, всегда держался с достоинством и делал хорошую мину, даже когда его игра шла хуже некуда.

— Нормально, — отрывисто ответил он. — Собрался было уехать отдохнуть, да, вот, дела задержали.

У него была своеобразная манера говорить: неожиданно понижая голос и проглатывая слова. Возможно, этому он и был обязан своим прозвищем.

— Чего ждать-то? — встрял Плохиш. — Надо выламываться за кордон, пока не поздно.

— Сначала надо разобраться, кто мне офис разнес, — мрачно возразил Пономарь и поморщился. — Не меньше сотни зеленью в ремонт придется вложить. Шакалы.

Эта тема явно не давала ему покоя.

— Ты, кстати, еще не узнал, кто это постарался? — спросил я небрежно.

— Да я и так знаю. Поймать только не могу. — Пономарь сжал в кулаке пластиковый стаканчик так, что вино из него расплескалось. Когда он сердился, его детское лицо принимало обиженное выражение. — Мразь бродячая. Которую из бригад повыгоняли. Я уже со всеми нормальными бригадирами встретился. — Он понизил голос до шепота и заговорил неразборчиво. — Они сами в шоке. Говорят, только покажи пальцем, порвем, как газету.

— Это мусора сотворили! — вдруг убежденно заявил Плохиш. — Гляди их тут сколько. И всем денег надо. У них прямо на рожах написано.

— Ты тоже не похож на филантропа, — сказал я.

— На кого не похож? — подозрительно нахмурился Плохиш. Его редкие рыжие волосы встопорщились. — А мри чем тут вообще я? Вечно на меня стрелки переводят! Я, что ль, это подстроил? Точно говорю, мусора! Они всегда так делают. Под шумок устроят пакость, стравят пацанов. Потом начинается война, они и тех и других хватают — и в каталажку. А сами чужих коммерсантов прикручивают. А закроют-то, между прочим, нас с Саней! Мы вечно у мусоров крайние.

С полгода назад Плохиша неделю продержали в камере по жалобе обобранного им уличного торговца. Плохиш откупился и с тех пор считал себя бывалым уголовником.

— Может, конечно, и мусора, — непоследовательно согласился Пономарь. — Хотя я больше грешу не на них.

Пономарь врал. И врал неубедительно. Шпана на него бы не полезла, не ее масштаб. Что же касается ментов, то их он прикормил еще в дни своей торгашеской юности.

За нападением на его офис явно крылось что-то другое, и он точно знал что. И еще он был очень напуган. Что было ему вовсе не свойственно и что он всеми силами пытался скрыть. В глазах губернского бизнеса и криминала ему, во что бы то ни стало, нужно было сохранить лицо. Поэтому он и топтался здесь, вместо того, чтобы отсиживаться на Кипре, где у него, как, впрочем, и у Плохиша, был свой дом.

Я видел, что правды я от него не добьюсь, и сменил тему, поинтересовавшись, нравится ли ему праздник.

— Хороший праздник, — сдержанно ответил Пономарь. — Молодцы ребята. Поднялись. Знают, с кем дружить. Не то что мы.

А это уже был скрытый упрек нам, которые упорно не давали ни Пономарю, ни Плохишу квоты на нефть, хотя они постоянно просили.

— Да уж, — завистливо подхватил Плохиш. — А тут бьешься как рыба об лед и, кроме тюрьмы, ничего не видишь. — Он обиженно развел руками с короткими толстыми пальцами, на которых сверкали бриллиантовые кольца. — Вы бы хоть с Храповицким что-нибудь подкинули, а то помрем скоро с голоду.

— Это ты с голодухи так опух? — поинтересовался я, ткнув Плохиша пальцем в круглый живот.

Если Плохиш и обиделся, то предпочел этого не показывать. Кстати, Пономарь тоже носил кольцо с огромным бриллиантом на безымянном пальце. Но в отличие от Плохиша в официальных учреждениях поворачивал его камнем внутрь, чтобы оно походило на обручальное.

— А помнишь, Сань, — уважительно обнял Плохиш Пономаря. — Как мы Ефима в багажнике возили? Он тогда со своими грибами носился, а нам денег за крышу не платил.

— Брось ты выдумывать! — отмахнулся Пономарь. Он немного стеснялся рассказывать при мне о своих бандитских проделках.