Книга Черная гора - Рекс Стаут

Я заплатил, затем получил указание дать доллар синей фуражке, что и сделал, после того как она передала наш багаж пилоту, и подержал переносную лестницу, пока Вулф водружал себя на место. Затем я залез в самолет сам. Там было место для четырех пассажиров, но не для четырех Вулфов. Вошел пилот, и мы покатили на взлетную полосу. Я бы предпочел не прощаться с Дрого, учитывая, что он обманным путем выманил у нас лишнюю десятку, но во имя спасения общественных связей помахал ему рукой.

Полет на небольшой высоте над Волчанскими холмами (если интересуют подробности — посмотрите на карту) в самолете объемом в пинту — далеко не идеальное место для дружеской беседы, но до Бари оставалось только девяносто минут, а некоторые вопросы требовали безотлагательного решения. Я перегнулся и прокричал Вулфу, перекрывая шум:

— Я хочу обсудить один вопрос!

Он повернулся ко мне. Лицо его было мрачным. Я наклонился ближе к его уху:

— Я про общение с туземцами. На скольких языках вы говорите?

Вулф подумал, потом сказал:

— На восьми.

— А я на одном. И понимаю только один. Мне это не по зубам. Наше дальнейшее сосуществование абсолютно невозможно, если вы не согласитесь на одно условие. Когда вы разговариваете с людьми, я не могу требовать, чтобы вы переводили все подряд, но вы должны это делать при первой же возможности. Я постараюсь быть благоразумным, но, если уж прошу, значит, это нужно. В противном случае я могу вернуться в Рим на этой штуковине.

Он стиснул зубы:

— Место для ультиматума выбрано идеальное.

— Великолепно! С таким же успехом вы могли взять с собой куклу. Я же сказал, что постараюсь быть благоразумным, и потом, я столько лет вам докладывал, что могу рассчитывать в обмен на ваши сообщения.

— Очень хорошо. Я подчиняюсь.

— Я хочу полностью быть в курсе дела.

— Я же сказал, что подчиняюсь.

— Тогда мы можем начать сейчас. Что сказал Дрого об организации встречи с Телезио?

— Ничего. Дрого было известно только, что мне нужен самолет, чтобы добраться до Бари.

— Телезио будет нас встречать в аэропорту?

— Нет. Он не знает, что мы прилетаем. Я сначала хотел спросить о нем Хичкока. В тысяча девятьсот двадцать первом он убил двух фашистов, которые загнали меня в угол.

— Убил чем?

— Ножом.

— В Бари?

— Да.

— А я думал, вы черногорец. Как вы очутились в Италии?

— В те времена я был очень мобильным. Я подчинился твоему ультиматуму, как ты настаивал, но не собираюсь давать тебе отчет о том, что я делал в молодости, по крайней мере не здесь и не сейчас.

— Какой план действий у нас в Бари?

— Не знаю. Раньше там не было аэропорта, и поэтому я не знаю, где он находится. Посмотрим.

Он отвернулся и выглянул в иллюминатор. Минуту спустя сказал:

— Мне кажется, мы летим над Беневенто. Спроси у пилота.

— Не могу, черт возьми. Я вообще никого ни о чем не способен спросить. Спросите сами.

Он пропустил мое предложение мимо ушей.

— Это, должно быть, Беневенто. Полюбуйся на него. Римляне разбили здесь самнитов в триста двенадцатом году до нашей эры.

Он пускал пыль в глаза, и я это оценил Всего лишь два дня назад я поставил бы десять против одного, что, находясь в самолете, он не сможет вспомнить вообще ни одной даты, а тут он болтал про то, что было двадцать два века назад. Я повернулся к окну, чтобы взглянуть на Беневенто. Вскоре я увидел море впереди и слева и познакомился с Адриатикой; мы приближались, и я видел, как вода блестит и переливается на солнце, а затем появился Бари. Часть его была беспорядочно разбросана по косе, убегающей в море, и, судя по всему, не имела улиц, а другая, расположенная вдоль берега к югу от косы, равномерно пересекалась прямыми улицами, почти как в центре Манхэттена, только без Бродвея.

Самолет приземлился.

ГЛАВА 5

А теперь, пожалуйста, вспомните предупреждение, которое я сделал вначале. Как я уже упоминал, самые важные события изложены со слов Вулфа.

Итак, было пять часов вечера апрельского воскресенья, Вербного воскресенья. Конечно, наш самолет прилетел вне расписания, и Бари не столица государства, но даже в этом случае можно было надеяться увидеть признаки жизни в аэропорту. Но нет. Он вымер. Конечно, кто-то находился на контрольной вышке, и еще кто-то — в крохотном зданьице, куда вошел пилот, вероятно, доложить о прибытии, но больше никого, за исключением трех мальчиков, швырявших камнями в кошку. Вулф узнал у них, где находится телефон, и вошел в здание позвонить. Я караулил вещи и наблюдал за паршивыми мальчишками. Коммунисты, должно быть, решил я, нельзя же обижать честных кошек в Вербное воскресенье. Потом я вспомнил, где нахожусь, и подумал, что они с таким же успехом могут оказаться фашистами.

Вулф вернулся и сообщил:

— Я дозвонился до Телезио. Он сказал, что дежурный охранник перед этим зданием знает его и не должен видеть нас вместе. Он дал мне номер телефона, по которому я позвонил и договорился, что за нами прибудет машина и отвезет на встречу.

— Да, сэр. Нужно время, чтобы я сумел привыкнуть к такому положению. Полагаю, года мне хватит. Давайте войдем, чтобы не стоять на солнце.

Деревянная скамья в зале ожидания была не слишком удобной, но, думаю, Вулф не поэтому встал через несколько минут и вышел. Проделав четыре тысячи миль и сменив три самолета, он был по горло сыт передвижением. Невероятно, но факт: я сидел в помещении, а он был на ногах — и снаружи. Может быть, места, где он провел молодость, неожиданно вызвали у него приступ сентиментальности, но, подумав, я решил, что едва ли. В конце концов он появился и сделал мне знак рукой. Я поднял вещи и вышел.

Нас ждала длинная черная «Ланчиа» с водителем в красивой серой форме, отделанной зеленым. Здесь было достаточно места и для вещей, и для нас. Когда мы тронулись, Вулф дотянулся до ремня безопасности и крепко вцепился в него, что свидетельствовало о его нормальном состоянии. С площади мы повернули на гладкую асфальтированную дорогу, и «Ланчиа» совершенно бесшумно понеслась по ней, а спидометр показывал восемьдесят, девяносто и больше ста, когда я сообразил наконец, что это километры, а не мили. Все разно это была классная машина. Вскоре домов стало больше, дорога превратилась в улицу, затем в авеню. Мы повернули направо, где движение было более интенсивным, сделали еще два поворота и остановились у тротуара напротив здания, напоминавшего железнодорожную станцию. Вулф поговорил с водителем и обратился ко мне:

— Он просит четыре тысячи лир. Дай ему восемь долларов.

Я мысленно произвел подсчет, пока доставал бумажник, нашел его правильным и протянул шоферу деньги. Чаевые были приемлемыми, поскольку он придержал Вулфу дверь и помог мне вынуть багаж. Затем он сел в машину и уехал. Я хотел спросить у Вулфа, не станция ли это, но не смог. Он напряженно следил за чем-то, и, проследив за его взглядом, я понял, что он наблюдает за «Ланчией». Едва она завернула за угол и исчезла из виду, он заговорил: