Книга Урсула Мируэ - Оноре де Бальзак

— Вы, мадемуазель, просто чудотворница, — сказала госпожа Кремьер с раболепным поклоном. — Вам ничего не стоит сотворить чудо.

— Чудеса творит Господь, — отвечала Урсула.

— Да что ж Господь?! — воскликнул Миноре-Левро. — Мой тесть говаривал, что Господь служит и нашим, и вашим.

— Он рассуждал, как барышник, — сухо ответил доктор.

— Ну, — обратился Миноре к жене и сыну, — вы что же, не хотите поздороваться с дядюшкой?

— Не могу я спокойно смотреть на эту недотрогу, — воскликнула Зелия и увела сына домой.

— Лучше бы вам, дядюшка, — сказала госпожа Массен, — надевать в церковь черную бархатную шапочку; уж очень там сыро.

— Ладно, племянница, — ответил доктор, взглянув на спутников госпожи Массен, — чем скорее меня не станет, тем скорее на вашей улице наступит праздник.

Он ни на секунду не задержался и так быстро шел вперед, увлекая за собой Урсулу, что наследники наконец оставили его в покое.

— Отчего вы так неласковы с ними? Это нехорошо, — сказала Урсула, шаловливо теребя крестного за руку.

— Как бы я ни относился к религии, я всегда буду ненавидеть лицемеров. Я всем им делал добро и не просил благодарности, а они даже цветов тебе ни разу не прислали в день твоего рождения, хотя знают, что это единственный праздник, который я отмечаю.

Вдалеке медленно возвращалась из церкви госпожа де Портандюэр; она, казалось, была совсем убита горем. Госпожа де Портандюэр принадлежала к числу старых дам, чей наряд всегда хранит отпечаток прошлого столетия. Они носят темно-лиловые платья с прямыми рукавами, какие встретишь только на портретах госпожи Лебрен, черные кружевные накидки и вышедшие из моды шляпки, гармонирующие с их неспешной величавой поступью; подобно инвалидам, по привычке пытающимся шевелить ампутированной рукой, они ходят так, словно под юбкой у них фижмы; их длинные бледные и увядшие лица с тоскливыми глазами не лишены некоего печального очарования, несмотря на плоские накладки из волос; старые кружева, обрамляющие эти лица, уныло висят вдоль щек, и все же эти обломки прошлого поражают бесконечным достоинством манер и взгляда. Покрасневшие, окруженные множеством морщинок глаза старой дамы ясно свидетельствовали, что во время обедни она плакала. Она шла, как потерянная, и один раз обернулась, словно поджидая кого-то.

— Госпожа де Портандюэр обернулась! — Это было событие ничуть не менее поразительное, чем обращение доктора Миноре.

— Кого это поджидает госпожа де Портандюэр? — спросила госпожа Массен, подходя к наследникам, еще не пришедшим в себя после разговора со старым доктором.

— Она ищет кюре, — ответил нотариус Дионис, и тут же хлопнул себя по лбу, как человек, внезапно что-то вспомнивший. — Вы все мне нужны; я знаю, как спасти наследство! Пойдем позавтракаем на радостях у госпожи Миноре.

Всякий может вообразить себе, с какой готовностью последовали наследники за нотариусом. Гупиль, ведя под руку старого товарища, с отвратительной ухмылкой шепнул ему на ухо: «Тут есть красоточки!»

— А мне что за дело! — пожал плечами юный Миноре-Левро, — я без ума от Флорины[74], божественнейшего создания в мире.

— Ты — и какая-то Флорина! — отвечал Гупиль. — Я слишком люблю тебя, чтобы позволить подобным особам водить тебя за нос.

— Флорина — любовница знаменитого Натана, и страсть моя бесполезна, потому что она наотрез отказалась выйти за меня.

— И неразумным девам случается принимать разумные решения!

— Если бы ты хоть раз увидел ее, ты не стал бы говорить о ней в таком тоне, — мечтательно протянул Дезире.

— Если бы я увидел, что ты губишь свою будущность ради минутной прихоти, — сказал Гупиль с жаром, которому, пожалуй, поверил бы даже Бонгран, — я свернул бы шею этой кукле, как Варней — Эми Робсар в «Кенилворте»[75]. Тебе нужно жениться на девице д'Эглемон или дю Рувр и стать депутатом. Твое будущее — карта, на которую поставлено мое, и я не позволю тебе делать глупости.

— Я достаточно богат, чтобы удовольствоваться просто счастьем, — сказал Дезире.

Но тут послышался голос Зелии.

— Вы что это там задумали? — окликнула она двух друзей, остановившихся посреди просторного двора.

Доктор меж тем свернул в улицу Буржуа и с проворством юноши едва ли не бегом бросился к своему дому, где недавно произошло странное событие, поразившее немурцев; нам необходимо сказать о нем несколько слов, иначе ни новость, которую нотариус намеревался сообщить наследникам, ни все наше повествование в целом не будут понятны читателю.

Тесть доктора Миноре, знаменитый клавесинный мастер и один из талантливейших французских органистов Валентин Мируэ, умер в 1785 году; у него остался побочный сын Жозеф, прижитый им под старость, признанный им и носивший его фамилию, — впрочем, страшный повеса. Перед смертью старик не смог повидать сына: певец и композитор Жозеф Мируэ, дебютировав в Итальянской опере под вымышленной фамилией, бежал с некоей девицей в Германию. Старый мастер перед смертью завещал своему зятю позаботиться о юноше, в самом деле очень талантливом, добавив, что он не женился на его матери лишь оттого, что не хотел ущемить интересы дочери. Доктор пообещал выделить бедному малому половину наследства. После того как Эрар[76]приобрел большую часть имущества, оставшегося от старого мастера, доктор потихоньку принялся за поиски своего побочного шурина, Жозефа Мируэ, но однажды ненароком узнал от Гримма[77], что тот завербовался в прусскую армию, дезертировал и теперь скрывается под чужим именем. Одаренный от природы пленительным голосом, статной фигурой, красивым лицом и в придачу ко всему этому талантом композитора, вдохновением и вкусом, Жозеф Мируэ в течение полутора десятков лет вел ту жизнь богемы, которую так прекрасно описал берлинец Гофман[78].