Книга Франкенштейн. Книга 1. Мертвая армия - Андрей Плеханов

Пленник категорически не узнал своего командира на фотографии. Он объяснил, что Мохтат-шах выглядит совсем молодо, борода у него тонкая и редкая, усов нет, а нос расплющен. Но самое главное: глаза у шаха разного цвета — один зеленый, как трава, а второй синий, как горная вода. Теперь, пожалуй, Виктор узнал бы шаха самостоятельно. И еще: Вик вовсе не собирался посвящать в эти подробности свое начальство. Он должен был получить Мохтата первым и только после оттого открыть доступ к телу, ежели таковое вообще объявится.

Едва Ларсенис добрался до медицинского пункта, начался обстрел. Наши шарахнули разом, из всех стволов, из «Шилки», крупнокалиберных пулеметов и пушек БМП. Трудно было сказать, бьют ли они, согласно указу, по основаниям дувалов, или лупят куда попало, потому что пыль, в которую разлетались трухлявые кирпичи и стены, заволокла полнеба. Через десять минут обстрел закончился и Шабдолов через громкоговоритель призвал «товарищей правоверных» выходить организованными рядами, с поднятыми руками и без оружия. Через некоторое время из горящего кишлака потянулся народ — старцы, женщины с детишками, многие были ранены. Мужчин сразу отводили в сторонку для фильтровки. Поскольку поток фильтруемых шел мимо медпункта, Виктор зорко посматривал, нет ли среди них кого-то, напоминающего Мохтата. Не было никого даже отдаленно похожего. Армия Мохтот-шо прочно сидела в кишлаке и сдаваться не собиралась.

На пару минут у санитарной палатки появился капитан Багирян, спрыгнул с брони БТРа, грязный как черт. По его круглой физиономии, бурой от пыли, тек пот, оставляя светлые дорожки.

— Крепко засел, скатына! — пожаловался он. — И ведь неплохо все идет — мирных, как ни странно, этот шах отпустил, не стал закрываться их спинами. Сейчас бы разбомбить кишлак в труху, э, и дело с концом! Так нет — опять радиограмму из Кабула получили: Мохтат-шаха взять живым или мертвым, тело опознать и предъявить начальству. Какой-то важный чин к нам сюда на вертолете летит. А как мы этого беса опознаем, а? Ты получил хоть какую-то информацию, Витя?

— Да, — важно сказал Ларсенис, на ходу придумывая, как половчее соврать. — Я же обещал тебе!

— Отлично! — Ротный едва не подпрыгнул от нетерпения. — Какие приметы?

— Ну, в целом, похож на того с фотографии. Бородища длинная, седая, нос орлиный. Глаза черные. Лет около пятидесяти…

— Ерунда это! Особые какие отметки есть, а?

— Есть! — Виктора наконец-то осенило. — У него левого уха почти нет. Саблей снесли — недавно, недели две назад.

— Вот это здорово, Витя! — Эдик показал большой палец. — Молодец, старлей! И откуда ты балакать по-ихнему научился, а?

— Говорил же я тебе, что прошел курсы переводчиков! Сколько можно повторять, диплом показывать? Ты армянин, я литовец. Мы говорим с тобой на русском и отлично понимаем друг друга. Ты неплохо знаешь фарси, я знаю узбекский. Давай не будем больше об этом, а? — Ларсенис поднял указательный палец. — Слушай, Эдик, вы сейчас зачистку начнете?

— Не просто зачистку. — Багирян сплюнул бурой слюной. — Аккуратную зачистку, да! Всех «духов» будем складировать тут — и раненых, и убитых. И осматривать! Чтобы не пропустить этого хоза[14], беса одноухого. Тебя назначаю ответственным.

— Да они же у меня разбегутся! — притворно озаботился Ларсенис.

— Отставить! Кто разбежится? Мертвые? А раненых мы повяжем. Я тебе отделение бойцов дам для охраны. Всех осматривай, да. Если увидишь кого похожего на Мохтат-жопа, свисти немедленно. И помощь ему окажи, э, чтобы до Кабула дотянул — если, конечно, жив будет.

— Так точно! — козырнул Ларсенис.

— Ну все, бывай, Витя-джан. Готовься, сейчас начнется.

Комроты тяжело запрыгнул на броню, и БТР умчался, обдав местность черными клубами выхлопов.

«Начнется… — подумал Вик, автоматически шагая за обветренный край скалы, на точку, откуда был виден кишлак. — Начнется такое, чего вы еще не видели… — Из всех офицеров здесь он единственный сталкивался в бою с Мохтот-шо. — И все-таки, на кой ляд Мохтат понадобился большим шишкам из Кабула?..»

Додумать Виктор не успел. Из дымного облака разбитой деревни вырвалась гигантская стая псов, обвязанных взрывчаткой. Они не лаяли, словно у них вырезали языки, только топот сотен лап приближался, заставляя дрожать землю. Ничего нового в этом не было — тактика Мохтат-шаха уже была хорошо известна советским. Собак встретили дружным огнем, скашивая их десятками. И все же расстояние до кишлака было слишком малым, звери мчались с непостижимой скоростью, проделав большую часть пути за пылевой завесой. Вик схватил бинокль и увидел, как множество псов, истерзанных пулями, достигли нашего рубежа и врезались в машины. Вспыхнули одновременно два бэтээра и БМП. Взрывчатку на боках животных подорвали дистанционно, и вдоль линии, где залегли две роты, прошла цепь оглушительных разрывов. А вслед за собаками-подрывниками повалили другие, налегке. Огромные и нелепые, словно сшитые из разных частей… Вик не поверил своим глазам, а ведь предупреждал его Саид о странных зверях. Они вкатились на передовую и начали бойню. Пули пронизывали их, оставляя огромные дыры, но, казалось, не причиняли вреда. Когда пулеметная очередь отрывала голову монстра от тела, голова продолжала неистово работать челюстями, вгрызаясь в горло очередной жертвы. Десятки солдат, тех, кто был слабее духом, с воплями вскочили и начали паническое отступление. Виктор сжал зубы до скрипа — ему бы сейчас верную СВД или хотя бы карабин Симонова, и толку от Вика было бы больше, чем от этих испуганных мальчишек, вчерашних новобранцев, до колик испуганных чудовищами из кошмарных снов. Увы, он не мог ввязаться в бой, не мог оставить свой пост, связанный не столько приказом командира, сколько осознанием того, что место его — именно здесь, в ожидании самого главного, ради чего был затеян этот бой.

Он ждал Мохтат-шаха.

Ужас длился недолго. Сшитая и оживленная армия афганского колдуна была бы эффективна в Средневековье, но современное оружие разделалось с ней за пять минут. Впрочем, наши потери были значительными — к медпункту один за другим побежали пары солдат, вытаскивающие раненых товарищей на носилках. Виктор тут же пожалел, что удалось взять так мало медперсонала. Впрочем, взять больше все равно бы не получилось — медицинская рота была на грани истощения после непрерывных боев последних месяцев. «Беркут, Беркут! — орал в командном пункте радист, и Виктор отчетливо слышал его вопли сквозь брезент палатки. — Беркут, это Чеглок! Высылайте вертушки! У нас девять «двухсотых» и два десятка «трехсотых»! Высылайте вертушки, говорю! У нас тут такое…»

Дальше непечатно.

Место ординатора Ларсениса было в автоперевязочной, где находился операционный стол, кислородные аппараты и стерильные инструменты. Но Виктор знал, что в АП сейчас легче и безопаснее — опытный Михеев справится там и без него. Самая трудная работа была именно снаружи, под навесом около палатки, куда ежеминутно подносили раненых — умирающих, без сознания, жутко-белых от потери крови, с оторванными конечностями, со страшными ранами. Вовремя наложенный жгут, быстро пережатый сосуд, точное определение степени тяжести могли спасти их жизни, и счет шел на секунды. Быстрые одномоментные потери рядом с линией боя — самое тяжелое, с чем приходится сталкиваться полевому хирургу. И тяжелее Ларсенису еще не доводилось ни разу.