Книга Невинная обольстительница - Сара Беннет

– Твой отец, то есть мой брат, был отъявленным негодяем, Оливер, – заявила она. – Однако, несмотря на свой скверный характер и гадкие наклонности, он был весьма умен, этого у него было не отнять. Он мог бы обратить свой острый ум на то, чтобы стать выдающейся личностью, делать добрые дела. Увы, он не сделал этого.

Он прожил никчемную жизнь и ушел из жизни в сорок лет. Ты же знаешь, как нелепо он погиб. Затеял скачки на пари, и лошадь сбросила его. Какая нелепость! Ты не должен повторить его судьбу и понапрасну растратить свою жизнь.

– Энтони был единственным, на кого вы возлагали такие же надежды, как сейчас на меня. Я имею в виду женитьбу и рождение наследников, – напомнил Оливер. – Причем возлагали надежду еще с того дня, когда он только появился на свет. Теперь его нет, и вы хотите, чтобы предназначавшуюся ему роль сыграл я. Боюсь, что не слишком подхожу для нее.

– Я согласна, Оливер, ты не похож на своего брата, ты другой. Ты не такой, как Энтони. Тот был крепок, как скала, ты же – непостоянный, живой, как ртуть. Вас невозможно даже сравнивать. Но это вовсе не значит, что ты не сможешь стать продолжателем славного рода Монтгомери. Эта роль – для тебя, и ты с ней превосходно справишься. – Не отводя от племянника сурового взгляда, она продолжила: – Как ты думаешь, Оливер, когда закончится это дело с Лоусоном?

– Не знаю, тетушка.

– Я помню, как пообещала тебе, что буду всегда и во всем поддерживать тебя, но вот прошел уже целый год, а никаких результатов нет до сих пор. Может быть, откажемся от всего?

– Нет.

– Ты всегда был упрямцем, Оливер, – горестно вздохнула леди Марш. – Не знаю, почему это я так беспокоюсь за тебя.

– Я и сам этого не понимаю, тетушка.

Оливеру никогда не приходило в голову, что она когда-нибудь уйдет из жизни. В это не верилось, как не верилось в то, что может наступить утро, а солнце при этом не взойдет. Энтони был на пятнадцать лет старше Оливера и был полной противоположностью ему. Он отличался обстоятельностью и очень серьезно относился к обязательствам перед людьми своего круга и страной, в которой ему довелось родиться. Он был скучноват и порой излишне напыщен. Оливер не без удовольствия иногда подтрунивал над этими, как ему казалось, чудачествами брата. Однако в целом Энтони был славным малым, высокопорядочным и честным. После того как он познакомился с Селией Маклейн и не на шутку увлекся ею, его интересы, прежде ограниченные семьей и участием в политической деятельности партии тори, сосредоточились исключительно на женитьбе и будущем потомстве. Оливер с удовлетворением воспринял это известие, поскольку понял, что вскоре на свет появятся новые юные Монтгомери, которые станут продолжателями семейного древа. Тем самым он рассчитывал избегнуть необходимости самому обзаводиться семьей и получил счастливую возможность и дальше вести жизнь, полную все новых и новых наслаждений.

Однако его мечтам не суждено было сбыться. Случилась трагедия. Чуть больше года назад Энтони умер, и теперь ответственность за будущее семейства Монтгомери легла на плечи Оливера, который совершенно был не готов к этому. Леди Марш, разумеется, ни разу не обвинила его в смерти Энтони. Другие люди такие обвинения высказывали. Что касается самого Оливера, то он считал себя виновным в трагической смерти брата. Он часто не спал ночами, терзаясь угрызениями совести. На свете существует немало способов подтолкнуть человека к смерти без участия пули или кинжала, и Оливер знал, что, хотя это не он выпустил роковую пулю в Энтони, доля его вина в гибели брата все-таки была.

Сейчас, когда он шел и размышлял, бремя вины показалось ему особенно тяжким, и поэтому решимость отомстить истинному виновнику смерти брата, человеку, которого Оливер искренне любил и считал близким другом, окончательно утвердилась. Как знать, может быть, его мрачное настроение вызвано встречей с юной провинциалкой мисс Гринтри. Она проявила себя решительной, уверенной в себе и преданной своему делу особой. Она излучала жизнелюбие и была удивительно непосредственна в проявлении своих эмоций.

Оливер снова мысленно представил себе Вивианну Гринтри – да, следует признать, она сумела зажечь в нем любовный жар, – и покрутил в воздухе тростью. Действительно, эта девушка воспламенила в нем давно угасшие чувства. Интересно, когда он в последний раз чувствовал себя столь искренне вдохновленным присутствием женщины? Наверное, в те дни, когда бедняга Энтони был еще жив. Брат раньше часто укорял его за то, что он попусту растрачивает молодость и не торопится сделать в жизни что-нибудь действительно стоящее.

Еще раз мысленно представив себе Вивианну Гринтри, Оливер отметил про себя, что эта девушка покорила его воображение. Она не была красавицей в прямом смысле этого слова. Но ее каштановые с рыжеватым отливом волосы, заколотые на затылке, были, несомненно, густы и вызывали у него желание распустить их и прикоснуться лицом к длинным пушистым прядям. Кожа казалась удивительно гладкой – ее так и хотелось погладить и покрыть поцелуями. У нее были полные сочные губы. И он вспомнил, как восхитительно вспыхнули страстью ее выразительные глаза в то мгновение, когда он обнял и поцеловал ее. Она позволила ему обнять себя, явно оказавшись не в силах устоять перед его мужским обаянием.

Если бы он действительно был растленным негодяем, каким хотел представить себя в глазах окружающих, он бы попытался овладеть ею, не тратя времени на ненужные споры. Ему вспомнилось, как она отнеслась к его поцелуям. Она не упала в обморок, не стала кричать или пускаться в бегство. Нет, она повела себя как нормальная здоровая женщина, по крайней мере в самом начале.

Оливер постепенно замедлил шаг. Он представил мисс Гринтри в своих объятиях – ее крепкое тело, упругую гладкую кожу, высокую грудь и стройные ноги. Интересно, станет ли она выкрикивать его имя в момент наивысшего наслаждения? Или же потребует от него отказаться от замысла снести Кендлвуд в обмен на то, что отдаст ему самое дорогое, что у нее есть? Чувствуя, что заходит в мыслях слишком далеко, Оливер недовольно тряхнул головой. Если бы ему нужно было только ее тело, он мог бы понять себя. Но видимо, ему она нужна вся – и ее плоть, и ее душа.

Очнувшись от грез, Оливер понял, что остановился и стоит прямо посередине скудно освещенной улицы. Похоже, что он заблудился. Немного постояв, он двинулся дальше. Но ведь Вивианна Гринтри, напомнил он себе, относится к числу благородных высоконравственных женщин, которых он так презирает. Прямолинейных, с узким кругозором, назойливых, спешащих делать добро любой ценой. К тому же она из Йоркшира, из этой Богом забытой глубинки! И она хочет помешать ему сделать то, что он решил непременно сделать! Неужели она на самом деле рассчитывает пробудить в нем сознательность и добиться своего? Оливера даже передернуло от негодования.

Вспомнив, с каким выражением лица она говорила о Кендлвуде и как болезненно сморщилась, когда он ответил ей отказом, Оливер невольно состроил насмешливую гримасу. Вообще-то он не любил обижать тех, кто был слабее его, однако не мог не признать, что слабой Вивианну Гринтри никак не назовешь. Впрочем, он не мог поступить иначе. Не нужно давать ей повод увериться в том, что ей удастся переубедить его. Он, конечно, своего решения не изменит, но все-таки признаться в том, что отказ обрадовал его самого, он тоже не может.