Книга Поцелуй герцога - Элоиза Джеймс

— Люси с лентами на ушах или на хвосте не очень-то симпатична, — твердо заявила Джорджиана.

— Знаешь, что больше всего беспокоит маму? Мне кажется, она боится, что Люси назовут дворняжкой и подумают то же самое обо мне. Значит, банты для Люси и ленты для меня.

— Ты в состоянии заставить замолчать любого, кто скажет подобное. Возможно, мама и приходит от тебя в отчаяние, Оливия, но мы обе знаем: приди тебе в голову мысль сыграть напыщенную герцогиню, ты сделаешь это лучше любого другого.

— Правду не всегда удается скрыть. Посмотри на бедного Руперта и его стебель сельдерея.

— Произошедшее в библиотеке кажется мне странным. После бесед с замужними дамами я поняла, что мужчинам нужна лишь женщина и немного уединения.

— Очевидно, Руперту нужно больше, чем просто пленница и диван. Но не уверена, что то же самое относится к остальным представителям мужского пола.

— Что ты сказала после всего случившегося?

— Ничего. Пообещала Руперту, что никому не расскажу, ты не в счет. Его отцу следовало бы знать: утенок не может стать орлом.

— И Руперт тебя послушался?

— Во всем, — радостно заявила Оливия. — Он едва держался на ногах — думаю, в будущем ему лучше пить только сидр, — но сумел отвесить поклон и не упасть, а потом ушел, так что никто и не заметил, что его два самых важных органа не работают.

Джорджиана вздохнула.

— Нельзя так говорить.

— Прости. Просто вырвалось.

— Подобные слова не подобает произносить леди.

— Ты прямо как мама. Довольно о моих недостатках. За всеми этими оживленными разговорами о твоем возможном превращении в герцогиню Сконс, мама упомянула о леди Сесили Бамтринкет?

— Какое странное имя. Нет.

— Так вот, герцогиня Сконс, автор «Зеркала для идиотов», видимо, согласилась со словами Кантервика и решила, что ты можешь стать подходящей парой для ее сына. А леди Сесили, которая, насколько я поняла, сестра вдовствующей герцогини, представит нас ее светлости. Но самое неприятное — нам придется встретиться с самой великой хранительницей приличий, герцогиней благопристойности…

— Перестань!

— Прости. — Оливия наморщила нос. — Когда я несчастна, то начинаю нести чушь. Знаю, это ненормально, но я просто не могу плакать, Джорджи. Предпочитаю смеяться.

— А я бы плакала. — Джорджиана легонько потянула прядь волос Оливии. — У меня слезы на глаза наворачиваются при мысли о том, как Руперт стягивает штаны.

— Это было хуже, чем я представляла. Но в то же время Руперт такой добряк, бедный дурень. В нем действительно есть что-то милое.

— Как хорошо, что ты можешь оценить его достоинства! — с наигранной веселостью произнесла Джорджиана.

Оливия насмешливо взглянула на нее.

— В любом случае, — поспешно добавила сестра, — подобная близость всегда оставляет чувство неловкости. Большинство вдов отзываются о ней с крайним пренебрежением.

— Подумай о Джулиет Фолсбери и ее Лонгфелло. Вряд ли она сбежала с ним из-за его познаний в садоводстве. Но поскольку на рассвете Руперт отправится на войну, нас с Люси отвезут за город на встречу с герцогом Сконсом и его матерью.

— Прекрасно. — Глаза Джорджианы потемнели. — Скорее бы увидеть выражение скуки на его лице, потому что придется сидеть рядом со мной.

Оливия легонько щелкнула ее по носу.

— Просто улыбайся ему, Джорджи. Забудь о правилах и смотри на герцога так, будто он тебе нравится. Кто знает, возможно, так и случится? Улыбайся так, словно ты свинья, а он корыто с едой, обещаешь?

Джорджиана улыбнулась.

Глава 6 Проверка ее светлости начинается

Май 1812 года

После ужина, сидя в своем кабинете, Куин краем уха слышал, как собирались гости его матери. В прихожей было шумно, видимо, прибыла одна из кандидаток в супруги со своей спутницей.

Герцогу было любопытно, каких молодых особ выбрала на роль будущей жены его мать. В эту минуту на лестнице и под дверями кабинета раздался женский смех.

Похоже, молодая женщина не прошла испытание герцогини на предмет выражения невинной радости, поэтому на нее не стоило тратить время. Герцог снял сюртук и галстук, швырнул их на стул и сел у письменного стола.

Он на время отложил многочленные уравнения и обратился к проблеме света. С самого детства его занимал этот вопрос, когда он встретил слепого и понял, что для того весь мир погружен во тьму. Тогда он спросил учителя, существует ли свет лишь потому, что у нас есть глаза, но тот расхохотался. Он не понял вопроса.

Мгновение Куин смотрел из окна кабинета на сгущающиеся сумерки. Окна выходили на запад, и здесь были самые старые стекла во всем доме, толстые, как у бутылки, и мутноватые, чуть голубоватого оттенка. Куину они нравились, ведь он верил, что стекло скрывает разгадку тайны света.

В Оксфорде его учили, что свет представляет собой поток идущих в одном направлении частиц. Но через его старое стекло свет проходил в виде полос, совсем не похожих на струящиеся реки. Скорее это были волны, набегающие на берег, чуть изогнутые, пытающиеся приспособиться к несовершенствам стекла…

Свет представлял собой волну, а не поток частиц. В этом Куин был убежден.

Но как это доказать? Он снова уселся за стол и придвинул к себе стопку писчей бумаги. В радуге свет расщепляется на цветные полосы. Но радуга не имеет практической пользы. Ему нужно…

Когда он снова поднял голову, в доме царила тишина, и окно совершенно почернело. Мгновение Куин глядел на него, потом покачал головой. Сейчас надо думать о свете. Его отсутствие — совсем другой вопрос. Кроме того, по стеклу стучали струи дождя, весенний ливень. Вода состояла из частиц…

Ноги затекли, и Куин поднялся, чтобы размять их, но вдруг замер, услышав какой-то шум.

Вот опять, что-то вроде еле слышного стука молоточка в дверь. Уже слишком поздно, и никто не откроет. Клиз наверняка спит, и последний слуга уже удалился в свою комнату на четвертом этаже.

Куин схватил со стола масляную лампу, спустился вниз и распахнул тяжелую дверь. Из-за его плеча свет падал полосами в темноту, но снаружи никого не было видно, кроме расплывчатого белого пятна.

— Кто там? — крикнул герцог, держась подальше от струй, стекавших с крыши.

Пятно в темноте шевельнулось и бросилось к нему.

— Слава Богу, вы не спите, — раздался женский голос. — Я подумала, меня никто не слышит.

Она вошла в круг света, продолжая что-то говорить, хотя он уже не слушал. Было очевидно, что перед ним не простая леди. Казалось, она появилась из иного мира и была совсем чужой в Литтлборн-Мэноре. От одного ее вида у мужчин кружилась голова, словно сирена преодолела века и расстояния и очутилась на пороге дома герцога, чтобы свести его с ума.