Книга Кошкин стол - Майкл Ондатже

Врачи приходили один за другим. Все почтенные эскулапы Коломбо были призваны для консультаций и поиска исцеления. Сэр Гектор считался самым богатым человеком в городе (за исключением нескольких подпольных торговцев оружием и драгоценными камнями, которые не афишировали своих состояний). В длинных коридорах особняка врачи переговаривались шепотом, отстаивая и уточняя свои методы борьбы с водобоязнью, которая уже начала разъедать находящееся наверху состоятельное тело. Благодаря поддерживающим процедурам, развитие болезни затормозилось — пациент получил отсрочку дней на двадцать пять. Терьера эксгумировали и еще раз проверили на бешенство. В Брюссель, Париж и Лондон полетели телеграммы. На «Оронсее» — ближайшем судне, отплывавшем в Европу, — на всякий случай забронировали все три каюты класса люкс. Лайнер делал остановки в Адене, Порт-Саиде и Гибралтаре — рассчитывали на то, что в одном из этих портов на борт наконец-то взойдет специалист.

Существовало и противоположное мнение: что сэру Гектору предпочтительнее остаться дома, ибо в тяжелых условиях плавания, да еще при отсутствии надлежащей медицинской помощи, состояние его может ухудшиться; помимо прочего, судовой врач, как правило, был не первостатейным специалистом — эти обязанности исполнял какой-нибудь интерн лет двадцати восьми, у родителей которого имелись связи в судовой компании. Кроме того, из округа Моратува, где уже свыше века находилось фамильное поместье де Сильва, начали пребывать специалисты по аюрведе — они, как утверждали, уже многих вылечили от водобоязни. Они гнули свое: оставаясь на острове, сэр Гектор будет иметь доступ ко всем самым действенным местным растительным снадобьям. Они с пылом возглашали (на древних диалектах, знакомых ему с юности), что путешествие только отдалит его от этих источников исцеления. Поскольку причина заболевания была местного происхождения, и лекарство от него надлежало искать здесь же.

В конце концов сэр Гектор все же решил плыть в Англию. Вместе с богатством он приобрел несгибаемую веру в достижения европейской цивилизации. Пожалуй, именно в этом и состояла его фатальная ошибка. Плаванье продолжалось двадцать один день. Сэр Гектор вбил себе в голову, что из гавани в Тилбери его незамедлительно отвезут к лучшему врачу на Харли-стрит, где, по его мысли, должна была дожидаться почтительная толпа, включающая в себя нескольких цейлонцев, в полной мере осведомленных о его финансовой мощи. Гектор де Сильва прочел один русский роман и мог себе все это вообразить, а в Коломбо ему предлагали понадеяться на доморощенную магию, астрологию и всякие растительные снадобья, рецепты которых были написаны каким-то крючковатым почерком. Он, пока рос, насмотрелся на местные методы лечения — например, быстро помочиться на ногу, чтобы снять боль от укола иголкой морского ежа. И вот теперь ему поют в уши, что от укуса бешеной собаки помогают семена черной умматаки или дурмана, вымоченные в коровьей урине, размолотые в порошок, — принимать внутрь. А ровно через сутки нужно принять холодную ванну и выпить пахты. Знает он эти знахарские рецепты. Четыре из десяти действительно помогают. Ему этого мало.

Тем не менее сэр Гектор де Сильва уговорил одного знахаря-аюрведа из Моратувы плыть с ним вместе и захватить в дорогу мешок местных трав и корней умматаки, выращенной в Непале. Так знахарь, наряду с двумя известными врачами, оказался на борту. Медики жили в люксе по одну сторону от спальни сэра Гектора, а его жена и двадцатитрехлетняя дочь расположились в спальне по другую.

И вот посреди океана знахарь из Моратувы открыл свой корабельный сундучок, в котором находились сухие и жидкие снадобья, достал семена дурмана, загодя вымоченные в коровьей урине, смешал с пудрой из пальмового сахара, призванной перебить вкус, и помчался в каюту к миллионеру, дабы тот проглотил чашку этой смеси, похожей на микстуру от кашля, и запил ее, по собственному настоянию, добрым французским бренди. Ритуал этот происходил дважды на дню, иных обязанностей у знахаря не имелось. Остальную часть суток за здоровье филантропа отвечали два официальных врача, а знахарь из Моратувы мог разгуливать по судну, — впрочем, ему строго наказали, что прогулки его должны ограничиваться пределами туристического класса. Он, видимо, тоже не один день проблуждал по палубам, сетуя на отсутствие запахов на дочиста надраенном судне, и вот наконец-то учуял знакомый аромат горящей пеньки и вычислил его источник на четвертой палубе, помедлил у железной двери, постучал, дождался ответа, вошел — внутри его приветствовали мистер Фонсека и мальчик.

На тот момент мы провели в море пять дней. Именно знахарь поведал нам новые подробности о Гекторе де Сильве — поначалу он был скуп на слова, но постепенно выболтал очень много интересного. Позднее мы познакомили его с мистером Дэниелсом, они сдружились, знахарь получил приглашение осмотреть сад, и они провели там много часов, дискутируя о гибельных свойствах растений. Кассий тоже сдружился со знахарем и немедленно выпросил у врача-южанина, который захватил с собой тайный запас, несколько листьев бетеля.

Фантастическая история человека, на которого пало проклятие, нас заворожила. Мы дорожили каждой подробностью, связанной с сэром Гектором, и постоянно жаждали новых. Мы вспоминали ночь отправления из Коломбо и пытались вспомнить — или хотя бы вообразить — носилки, на которых миллионера под небольшим углом поднимают по трапу. Впервые в жизни нас заинтересовали судьбы высших классов; постепенно стало ясно, что мистер Мазаппа, с его музыкальными легендами, мистер Фонсека, с его песенками Азорских островов, мистер Дэниелс, с его травками, и даже «Хайдерабадский мудрец», казавшиеся нам до того чуть не ли божествами, на деле всего лишь мелкие сошки, удел которых — следить, как восходят и закатываются настоящие светила.

Дневные часы

Когда мистер Дэниелс предложил нам листья бетеля, сразу же стало ясно, что Кассию они не в новинку. К тому моменту, когда ему объявили, что он едет учиться в Англию, он уже умел пускать сквозь зубы красную струю и безошибочно попадать в любую цель — в лицо на плакате, в заднюю часть учительских брюк, в собачью голову, торчащую в окне машины. В надежде отучить его от вульгарной привычки родители, собирая его в дорогу, запретили брать с собой это снадобье, однако Кассий умудрился набить любимую подушку листьями и орехами бетеля. Во время бурного прощания в порту Коломбо, когда родители махали ему с причала, Кассий вытащил зеленый лист и замахал в ответ. Он так и не узнал, разглядели ли они, что к чему, только надеялся, что шалость его удалась.

Нам на три дня запретили пользоваться бассейном. После той выходки со стульями под воздействием «белой биди» мистера Дэниелса нам оставалось только шляться вдоль бортика и делать вид, будто вот сейчас возьмем и прыгнем. Собравшись в штаб-квартире в генераторной, мы договорились выяснить все что удастся о соседях по «кошкиному столу» — каждый будет собирать сведения самостоятельно, а потом поделится с остальными. Кассий сообщил, что мисс Ласкети, томного вида дама, сидевшая с ним рядом, то ли случайно, то ли нарочно «задевала ему письку» локтем. Я объявил, что мистер Мазаппа, который надевал, превращаясь в Солнечного Луга, очки в черной оправе, делает это только для того, чтобы казаться вдумчивее и внушительнее. Однажды он достал их из нагрудного кармана и дал мне посмотреть — оказалось, что в них самые обыкновенные стекла. Все мы сошлись на том, что в прошлом у мистера Мазаппы скрыты какие-то тайны. Рассказывая анекдоты, он любил заключать их одной и той же фразой: «Как сказано в Писании, мне довелось в свое время полазить по сточным канавам».