Книга Ложная тревога - Вернор Виндж

Педерсон расслабился, его голос зазвучал спокойнее.

– Есть одна старая мудрая пословица, доктор: самое страшное оружие – это человек. Если исходить из этого, вы – единственный, который добился прогресса в вооружении за последние сто тысяч лет! – он натянуто улыбнулся. – Возможно, вам это покажется странным, но я против гонки вооружений. И надеюсь, вы не дадите толчок новому ее витку.

Уильям Данбар побледнел. У него на глазах его мечта показывала свою другую сторону, оборачиваясь кошмаром. Педерсон заметил, как ученый меняется в лице, и с легким удовлетворением кивнул.

Эта немая сцена была прервана гудением интеркома. Педерсон нажал кнопку.

– Слушаю, – сказал он, узнав в человеке на экране своего адъютанта Смита.

– Мы только закончили с теми двумя «товарищами», которых мы подбирали на пирсе, сэр, – адъютант, похоже, немного нервничал. – Первый – Борис Кученко, тот самый увалень, за которым мы наблюдали все это время. Второй – Иван Слив. Последние девять месяцев он работал на базе Сойер под именем Иена Слоэна. До сих пор он был вне подозрений. Как бы то ни было, мы устроили им глубокое зондирование, а потом стерли воспоминания обо всем, что случилось сегодня. Теперь мы можем освободить их: они у нас под колпаком.

– Прекрасно, – отозвался Педерсон.

– Они бы таких дел наделали, эти шпионы… – Смит сглотнул. – Но я связался с вами не только из-за этого.

– Да?

– Я могу говорить? Вы один?

– Выкладывай, Смит.

– Этот Слив – действительно важная птица, сэр. Некоторые из его воспоминаний заблокированы, и я уверен: русские думают, что мы никогда не догадаемся, как их вскрыть. И еще… он знает о проекте, который Советы разрабатывают в системе искусственных пещер на Урале. Они взяли собаку и подключили ее… подключили ее к компьютеру. Слив слышал, как эта собака разговаривает – в точности как шимп Данбара. Очевидно это тот самый проект, в который они вкладывают все средства, даже в ущерб другим. Фактически, одна из главных задач Слива состояла в том, чтобы не допустить реализации подобного проекта у нас. Когда все возможные баги будут устранены, Старк или кто-нибудь еще из их вождей опробует это на себе и…

Педерсон отключил экран. Он не мог это слушать. Краем глаза он заметил, что Данбар побледнел еще сильнее. Он чувствовал себя опустошенным. Нечто подобное происходило четыре года назад, когда он впервые услышал о термоядерной силовой установке Бендера. Каждый раз вес происходит по одному и тому же сценарию. Открытие, анализ опасности, попытка утаить его – и, наконец, сокрушительное осознание того, что изобретение утаить невозможно и что нынешний случай не будет исключением. Открытие следует за открытием, и каждое приносит большие перемены. Изобретение Бендера, в конечном счете, вызвало роспуск центральной власти, исчезновению городов… Но изобретение Данбара – вот настоящее открытие.

Где-то на Урале обитает действительно очень умный сукин сын…

Таким образом, придется выбирать между бедствием безусловным, которым станет появление русского диктатора со сверхчеловеческими способностями, и бедствием вероятным, сопряженным с возможностью обойти врага.

Он знал, каким должно быть решение: как человек практичный, он должен приспособиться к изменениям, которые не в состоянии контролировать, должен спланировать самую безопасную обработку неизбежного.

… И очень скоро мир изменится. К лучшему или к худшему – неизвестно, но он станет совершенно неузнаваемым.

Конечно, я так и не написал «главную» историю – о человеке с расширенным сознанием. Правда, попытка была. Письмо Джона Кампбелла, в котором он сообщал мне об отказе напечатать эту вещь, началось словами: «Увы, вы не можете написать об этом. Равно как и о чем-либо еще». Отсюда мораль: держите своих суперменов за кулисами. Или выводите их на сцену, пока они еще маленькие (Вильма Ширас, «Дети атома»). Или когда никто не знает, что они супермены (рассказ самого Кампбелла «Идеалисты»). Есть еще один вариант, о нем Джон никогда мне не говорил. Это супермен, впавший в старческий маразм. В телесериале «Кварк» есть такой эпизод – получилось очень забавно.

«Книжный червь» преподал мне очень важный урок. Я попытался прямо рассказывать о тонкостях технологии – и понял, что этот путь ведет к пропасти. С подобной проблемой автор сталкивается всякий раз, когда должен писать о чем-то таком, о чем нет сведений ни у него, ни у всего остального человечества. Когда это случается, человеческая история достигает своего рода точки сингулярности. Здесь экстраполяция прекращается, приходится применять совершенно новые модели – и мир, который вы описываете, оказывается за пределами вашего понимания. В том или ином виде Технологическая Сингулярность часто посещает фантастов: яркий тому пример – Марк Твен, предсказавший появление телевидения, но такое не каждому дано. Лучшее, что мы, писатели, можем сделать – это приблизиться к истинной Сингулярности и балансировать на краю, держась за него пальцами ног, как во время катания на доске. Подробнее об этом – в моей статье «Технологическая сингулярность», http://www.rohan.sdsu.edu/faculty/vinge/misc/singularity.html. В этом эссе 1993 года я пытаюсь проследить историю этой идеи в двадцатом столетии. К тому времени я понял нечто большее: в шестидесятые меня направляли идеи других – например, Ликлайдера, Эшби и Гуда. Идеи, которые тогда буквально носились в воздухе.[24]

Очевидно, имеется в виду Стивен Джей Гуд, известный биолог, создатель теории «точного равновесия». С точки зрения этой теории неожиданное появление нового вида вызывается быстрым видообразованием в новой среде. За этими событиями следуют быстрые изменения в биологических организмах до тех пор, пока не достигается новое равновесие. Эта точка зрения заменила ранее распространенное мнение о непрерывности процесса эволюции.