Книга Гипноз для декана - Лючия фон Беренготт

не помню…

Черт, он ведь уже забыл о случае с трофеем! Эх, рано я ему это внушила — надо было пораспрашивать подробнее сначала! Наверняка, у меня что-нибудь задралось, когда я падала, и грудь вылезла.

Но тогда получается… получается… Я резко втянула воздух, сраженная догадкой. Неужели…

Нет, не может этого быть!

Нет, Сафронова, ты не будешь его спрашивать об этом! Не будешь, не будешь, не будешь! Заткнись, тебе говорят!

— А что бы вы сделали с моей грудью, если бы увидели ее сейчас? — на одном дыхании выпалила я и зажмурилась от страха.

Он ответил немедленно, будто только и ждал возможности сказать это вслух.

— Я бы обнял ее всей ладонью… и так держал, пока ты не заскулишь от нетерпения. А потом наклонился бы к ней и… подул. Ты, наверное, чувствительная. Сошла бы с ума от возбуждения. Стала бы умолять меня взять сосок губами. Но я бы не стал. Помучил бы тебя, как следует — минут пятнадцать, лаская всё что угодно, кроме того места, в котором тебе хочется. И только потом бы сдался и лизнул твой сосок — в самый кончик, очень-очень легко… Думаю, ты бы сразу кончила.

Тот факт, что всё это было сказано ровным, металлическим голосом, меня не спасло. Острым, почти болезненным возбуждением прошило вдоль позвоночника, заставляя тело выгнуться и вырывая из горла стон. Запрокинув голову, несколько минут я не могла ничего делать, кроме как смотреть в потолок и дышать — прерывисто, часто, словно только что минут прыгала через скакалку. До оргазма, слава богу, не дошло — я смогла совладать с собой и остановить горячую пульсацию в бедрах перед самым пиком, в самую последнюю секунду…

Чёрт бы его побрал, этого… декана… чёрт бы его… побрал… — только это и вертелось в голове, наподобие скороговорки, только медленно. Чёрт бы его побрал…

Наконец, мысли кое-как упорядочились и разнообразились. Вот оно, значит, что… Значит, у него от меня тоже… «дым из ушей»? И вся эта ненависть… от любви?! Ну, в смысле, от той любви, которая у людей между ног.

Опустив голову, я долго и тяжело выдохнула.

И что теперь делать? Что, чёрт возьми, со всем этим бардаком делать!

Ты знаешь что! — строго, голосом моей тёти — шестидесятилетней старой девы бухгалтерши — ответил мой внутренний голос. Ты должна немедленно, без всякого промедления внушить ему, что он тебя НЕ ХОЧЕТ. И что грудь твою он никогда не видел. И, вообще, испытывает к тебе исключительно уважение и платоническую приязнь — как к весьма перспективной, талантливой и достойной всяческого поощрения девушке из самого высшего общества.

Вот что ты должна сделать, Сафронова. А не представлять, как он грубо и с оттяжкой трахает тебя в этом самом кресле, забросив ноги к себе на плечи.

Прикусив губу, я, уже не стесняясь, застонала от вспыхнувшей перед внутренним взором картинки. Боже, как бы это было… охрененно. И как я жить-то теперь буду со всем этим в голове?!

Нормально будешь жить, продолжал тот же самый занудный внутренний голос. Как все. При помощи рученек, а возможно и какого-нибудь приспособленьица умного для интимного самоудовлетворения… Онлайн секс-шопы еще никто не отменял, слава богу.

— Хорошо, — вслух произнесла я, соглашаясь с доводами разума.

— Хорошо… — согласился со мной загипнотизированный декан, мельком облизнув свои красивые, рельефные губы. Пересохли, видимо, без пенки из-под капучино…

И я не выдержала. Пусть через минуту он обо всем забудет, пусть я больше никогда не приближусь к нему ближе, чем на ширину этого стола… но я должна это сделать.

«Поцелуй меня, Сафронова…» — пронеслось в голове, опаляя меня жаром и буквально выбрасывая из сиденья.

— Уже… — выдохнула я, быстро огибая стол и одним движением, словно гибкая кошка, бросая себя к декану Игнатьеву на колени.

Не раздумывая, не давая себе опомниться, я прижалась к его горячему, хорошо прокаченному телу — грудью, боком, бедром… и влепилась в его губы своими, содрогаясь от неожиданного наслаждения.

О да… именно так я и представляла себе блаженство. Именно такими и должны быть губы настоящего мужчины — мягкие и вместе с тем крепкие… выпуклые, чтобы было что прикусывать, хорошо пахнущие и даже сладкие, словно он недавно мятную конфету ел… податливые и реагирующие…

Реагирующие? Что?!

Я не сразу поняла это, занятая собственными ощущениями, но через несколько секунд это стало несомненно — он отвечал мне! Всё ещё в трансе, декан Игнатьев реагировал на мой поцелуй — раскрывал свои губы мне навстречу, подавался вперед, чуть отгибая голову вбок…

О боже… застонав, я еще плотнее вжалась в него, со страхом и восторгом чувствуя под своим бедром набухающий в размере холм под его штанами… А когда мой язык, скользнувший ему в раскрытые губы, соприкоснулся с его, чуть не вскрикнула от пронзившего меня электрического шока.

И в ту самую минуту, когда я уже была готова скользнуть рукой ему под рубашку — чтобы почувствовать каковы его мускулы на ощупь, а потом и вниз — под не туго затянутый ремень его брюк… где-то в недрах его брошенного на спинку кресла пиджака громко и требовательно зазвонил телефон.

Не отрываясь от его губ, я замерла — испуганной, маленькой мышью, пойманной с кусочком сыра во рту. Язык Игнатьева под моим языком шевельнулся… и спрятался за вновь закрывшимися губами, вызывая ощущение дверей рая, захлопнувшихся перед самым моим носом.

Открыв глаза и поморгав, декан сфокусировал на мне зрение, нахмурился и непонимающе качнул головой.

— С-сафронова… — пробормотал он, явно ничего не соображая. — Что ты… себе позволяешь… — И вдруг дернулся подо мной, резко, почти со свистом втягивая воздух. — Ты… ты что… с ума сошла?!

Глава 8

— Немедленно слезь с меня! Слышишь, ты? Шалава ненормальная! — шипел декан, прожигая меня взглядом, которым можно было муху сбить в полете — до такой степени он был уничтожающий.

И отчасти его гнев можно было понять. Потому что я НЕ СЛЕЗАЛА. Оцепенев от ужаса, побелевшими от усилий пальцами я вцепилась в металлические детали подлокотников — по обе стороны от деканова тела, и держалась за них не на жизнь, а на смерть.

Моему инстинкту выживания явно казалось, что только здесь, на коленях у своего лютого врага, я буду в относительной безопасности. Возможно потому, что мы только что целовались с этим врагом взасос, и моя близость хоть как-то купировала зверя, который рвался из него наружу. Я ведь прекрасно чувствовала, что декан всё ещё возбужден и