Книга Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант

болезнь….. Вещь, принадлежавшая человеку, больному или умершему от болезни, будучи тронута животным… в короткое время убивала его… это я видел собственными глазами. Эта беда вселяла такой ужас в сердца всех… что брат оставлял брата, дядя — племянника… часто жена — мужа; более того (что еще более необычно и почти невероятно), некоторые отцы и матери отказывались посещать и ухаживать за своими детьми, как будто они не были их детьми….. Простые люди, за которыми никто не ухаживал, болели тысячами ежедневно и умирали почти без помощи. Многие из них умирали на улице, другие, умершие в своих домах, давали понять соседям, что они умерли скорее от зловония своих гниющих тел, чем от чего-либо другого; и этих и других умерших был полон весь город. Соседи, движимые скорее страхом, чтобы разложение мертвых тел не навредило им самим, чем милосердием к усопшим, выносили тела из домов и клали их перед дверями, где, особенно по утрам, прохожие могли видеть трупы без числа. Затем они притаскивали биры, а некоторые, если их не было, клали на доску; и не только на одном бире лежали два или три трупа, и такое случалось лишь однажды; но можно было насчитать много таких, на которых лежали муж и жена, два или три брата, отец и сын, и тому подобное….. Дело дошло до того, что люди считали умерших мужчин не больше, чем ныне козлов.43

Из этой сцены запустения Боккаччо выстраивает свой «Декамерон». План языческого гулянья был составлен в «почтенной церкви Санта-Мария Новелла» «семью молодыми дамами, связанными друг с другом дружбой, соседством или родством», которые только что отслужили мессу. Их возраст варьировался от восемнадцати до двадцати восьми лет. «Каждая из них была благоразумна и благородных кровей, благовоспитанна и полна честной живости». Один из них предлагает уменьшить вероятность заражения, уединившись в своих загородных домах, не по отдельности, а вместе со слугами, переезжая с одной виллы на другую, «получая удовольствие и развлекаясь в зависимости от времени года». Там мы можем услышать пение маленьких птичек, там мы можем увидеть холмы и равнины, покрытые зеленью, и поля, полные кукурузы, волнами, как и море; там мы можем увидеть деревья, тысячи видов; и там лик неба более открыт для взгляда, который, хотя и разгневан на нас, не отказывает нам в своих вечных красотах.»44 Предложение принимается, но Филомена его улучшает: поскольку «мы, женщины, непостоянны, своенравны, подозрительны и робки», было бы неплохо, чтобы в компании было несколько мужчин. По счастливой случайности в этот момент «в церковь вошли трое молодых людей… в которых ни испорченность времени, ни потеря друзей и родных… не смогли охладить… огонь любви….. Все они были приятны, хорошо воспитаны и отправились в поисках высшего утешения… к своим любовницам, которые, как оказалось, все трое были из семи вышеупомянутых дам». Пампиния рекомендует пригласить молодых джентльменов присоединиться к прогулке. Нейфиле опасается, что это приведет к скандалу. Филомена отвечает: «Так, но я живу честно, и совесть меня ни в чем не укоряет, пусть кто угодно говорит об обратном».

Итак, в следующую среду они отправились, навьюченные слугами и съестными припасами, на виллу в двух милях от Флоренции, «с хорошим и большим двором посредине, с галереями, салонами и спальнями, каждая сама по себе прекрасная и украшенная веселыми картинами; с лужайками и лугами вокруг, и дивными-добрыми садами, и колодцами с очень холодной водой, и погребами, полными дорогих вин».45 Леди и джентльмены спят допоздна, неторопливо завтракают, гуляют по садам, долго ужинают и развлекают себя рассказами. Договорились, что каждый из десяти будет рассказывать по одной истории в каждый день путешествия. Они остаются в стране десять дней (отсюда и название книги, от греческого deka hemerai — десять дней), и в результате на каждое мрачное произведение Данте «commedia umana» Боккаччо отвечает веселой сказкой. Между тем правило запрещает любому члену группы «приносить извне какие-либо новости, кроме радостных».

Повествования, занимающие в среднем шесть страниц, редко были оригинальными для Боккаччо; они были собраны из классических источников, восточных писателей, средневековых гестов, французских contes и fabliaux или фольклора самой Италии. Последняя и самая известная история в книге — история о больной Гризельде, которую Чосер взял для одной из лучших и самых абсурдных «Кентерберийских рассказов». Лучшая из новелл Боккаччо — девятая от пятого дня о Федериго, его соколе и его любви, почти такой же самоотверженной, как у Гризельды. Наиболее философской является легенда о трех кольцах (I, 3). Саладин, «вавилонский солдат», нуждаясь в деньгах, приглашает на обед богатого еврея Мельхиседека и спрашивает его, какая из трех религий лучше — иудейская, христианская или магометанская. Мудрый старик-ростовщик, боясь высказать свое мнение прямо, отвечает притчей:

Жил-был один великий и богатый человек, у которого среди прочих драгоценностей в сокровищнице было хорошее и дорогое кольцо….. Желая оставить его в вечное владение своим потомкам, он объявил, что тот из его сыновей, кто после его смерти окажется обладателем этого перстня, по завещанию его, должен быть признан его наследником, и все остальные должны быть в почете и уважении как вождь и глава. Тот, кому было оставлено кольцо, поступал аналогичным образом со своими потомками и делал то же, что и его отец. Короче говоря, кольцо переходило из рук в руки на протяжении многих поколений и, наконец, попало во владение человека, у которого было три хороших и добродетельных сына, очень послушных своему отцу, и он любил всех троих одинаково. Юноши, зная о значении кольца, желая быть самым почитаемым среди своих сородичей, просили отца, который был уже стариком, оставить ему кольцо. Достойный человек, не зная, как выбрать, кому лучше оставить кольцо, решил… удовлетворить всех троих и тайно дал сделать хорошему мастеру два других кольца, которые были так похожи на первое, что он сам едва ли знал, какое из них истинное. Когда же он собрался умирать, то тайно дал каждому из сыновей свой перстень, и каждый из них, стремясь после смерти отца занять наследство и почет и отказывая в этом другим, предъявил свой перстень в подтверждение своего права, и три перстня оказались так похожи друг на друга, что истинный не мог быть известен, и вопрос, который был у самого наследника отца, остался нерешенным и до сих пор остается нерешенным. Так и я говорю тебе, господин мой: из трех Законов, данных Богом-Отцом трем народам, каждый народ считает