Книга Апокалипсис 1920 - Артем Рудик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй раз, и самый важный, для понимания механизма проклятия, случился практически ровно тысячу лет спустя. Тогда, в Венгрии, стране одних из последних язычников и кочевников Европы, происходил очередной перелом. Ранее средневековье сменялось высоким, а цивилизация и централизованная государственность одерживали победу над старыми порядками и хаосом раннего феодализма.
Представлявший западную цивилизацию король Вайк, позже наименованный Иштваном, сражался со своим двоюродным братом Коппанем, представителем старого венгерского язычества и клановой системы. Оба они были по-своему велики и оба обладали правами на престол. Вайк, как сын почившего короля, а его брат как самый старший в роду. Всё зависело только от системы, по которой должны были выбрать наследника. По новой, христианской традиции, должны были выбрать Иштвана, а по старой Коппаня.
Конечно же, тут не обошлось без войны. Вайк повёл на брата рыцарей, а тот, в ответ, традиционных венгерских всадников, ещё недавно кошмаривших Европу налётами. И силы их, на деле были равны, и мастерство схоже. А потому исход этой битвы, всего этого переломного момента в истории, решался сражением их воли. И была та огромна у обоих, но разнонаправленна.
Коппань молил своих языческих богов о том, чтобы все люди вернулись к своему естественному виду, подразумевая под этим приобщение к языческим корням. Иштван молил единого бога о силе для победы над братом. И желания обоих исполнились, однако же обернувшись для одного проклятием, а для другого поражением.
Когда две армии встретились под местечком Веспрем, небеса разверзлись и из небесной тверди в землю ударил огненный шар. То была комета, ударившая прямо в тело Иштвана. Он успел прикрыться своей рукой, однако та страшно обгорела.
Шар же упал на землю и испустил чёрный туман. То был вирус, вскоре подаривший всем людям животный вид, в исполнение желания Коппаня. Он же, вероятно, и стал причиной проклятия, пробудив возможность влиять на пространство у тех, кто был полон волей, первым обладателем которого стал Иштван. Его обгоревшая рука стала вместилищем силы, что переломила ход битвы и принесла победу.
Коппань был убит и четвертован. Его конечности развесили на четырёх разных замках в устрашение старому миру. А Иштван был коронован в тысячном году, ознаменовав этим не только появление Венгрии, но и приход в наш мир новой силы.
Силы, которую стали бояться и презирать. Силы, что даровала своим носителям только боль и отчаяние. И, тем не менее, она же была у всех тех людей, что перенесли лишения и силой одной только своей воли к жизни, могли пробить себе путь куда угодно. Её не было, к примеру, у наследственных монархов, которые ничего не сделали для власти. Но она была у Робеспьера и Наполеона, которые выковали своё правление сами. Она же вела и многих других великих людей, чья воля к власти была достаточно сильна.
Она есть и у некоторых простых людей, у которых она проявилась в моменты слабости и отчаяния. Таких людей, как мы с тобой. Им воля тоже приносит страдание и тоже дарует силы. Но раньше нас, тех кто не мог пробиться на верх, унижали, изгоняли и не считали за людей, боясь и наших возможностей, и наших слабостей. Но теперь, после революции, когда наконец-то все могут быть по-настоящему равны, кажется назревает новый перелом и новая победа над старым порядком вещей.
Памятуя об Иштване и Коппане, я верю в то, что вскоре придёт кто-то, способный окончательно уничтожить былые предрассудки и сделать людей равными и едиными, приблизив нас всех к миру воли.
Печать первая – Йозеф – Матфей
– И я тоже в это верю. Но вы же здесь появились не для того, чтобы пофилософствовать, не так ли, господа чекисты? – сказал грубый мужской голос, когда Феликс закончил свой рассказ.
Мы оба повернулись к его источнику и увидели козла с начертанным на голове красным крестом. Он сверлил нас своими раскрасневшимися глазами, из которых непрерывно лились слёзы. Его просторные монашеские одеяния не оставляли сомнений, перед нами был сектант. Вот только тот ли это был человек, которого мы искали?
– Ты Матфей? – спросил у него я, без излишних прелюдий.
– Допустим, что да. Что дальше? – он был спокоен и даже несколько расслаблен несмотря на постоянное слёзотечение из глаз.
– Дальше мы тебя арестуем. За убийство.
– Я никого не убивал.
– Вот в этом мы и разберёмся. Но сначала ты пойдёшь с нами.
– С какой стати?
– С той, что мы из Особого отдела ВЧК.
– У вас здесь нет власти. Вы же в курсе, что мы сейчас в Венгрии? В городе Вышеград, если быть точным. Подземелья под Башней Соломона.
– В Венгрии с каких-то пор убийство стало законным?
– Нет. Но с тех пор, как пала Венгерская Советская Республика, ЧК стало незаконным. Ваша зараза здесь была уничтожена и теперь гонима.
– Слушай, Феликс, – я слегка наклонился к товарищу и тихо произнёс, – Прострели-ка ему колено для острастки. Так, за глумление над венгерской трагедией.
Глаз напарника вспыхнул, но стрелять он не стал:
– Не могу. – сказал он.
– Почему? – спросил я.
– Он увернётся.
– От твоего выстрела? Ты же можешь рассчитывать траекторию...
– В том то и дело. Я просчитал все возможные варианты попаданий. И в каждом он автоматически уклониться от всех моих выстрелов. Даже от серии из всего магазина. Его тело... Я почему-то уверен, что его инстинкты позволяют предсказывать угрозу также, как мои помогают мне эту угрозу осуществлять. Это что-то вроде чрезмерно сильного вестибулярного аппарата.
Я вновь посмотрел на Матфея. Он не выглядел так, будто бы мог представлять для нас хоть какую-то опасность. Но если Феликс считал, что его невозможно ранить пулей, я был склонен ему верить. В анализе он всегда был лучше меня.
– И так, – сказал я, – Я не собираюсь вступать с тобой в