Книга Замок - Владимир Моисеевич Гурвич

Мама! — окликнул Ростислав.

Эмма Витольдовна остановилась и обернулась к сыну. Он поравнялся с ней.

— Я думал, ты отдыхаешь, — сказал он.

— Именно это я и делаю, Ростик, — назвала она его полузабытым детским именем. — Отдыхать — не значит лежать или читать дурацкий роман. Мне больше нравится быть на пленере.

— Ах, да, ты же теперь художница, — улыбнулся Ростислав. — Еще не выставляешься?

— Выставляюсь. В одном закрытом клубе не так давно состоялась моя персональная выставка.

— Ее организовал твой муж?

— Ну не ты же. Кстати, несколько картин купили, правда, не самых лучших. У людей совсем атрофировался вкус. Здесь прекрасные виды, я собираюсь их написать. Надеюсь, завтра начну. А ты не рисуешь? В детстве ты ходил в художественную школу, твой учитель говорил мне, что у тебя большие способности.

— Они, как и многие другие, оказались нереализованными.

— Я знаю по мужу, бизнес отнимает все время и все силы. Ужасное занятие. Мне жаль, что ты погряз в нем.

— Мне нравится, мама, этим заниматься, просто периодически хочется отдохнуть.

Эмма Витольдовна посмотрела на сына.

— Давай спустимся к озеру, полагаю, там можно где-нибудь посидеть.

Они спустились на песчаный пляж. День был безветренный и гладь озера, словно огромное зеркало, отражало обступающий его лес.

— Как тут красиво! — воскликнула Эмма Витольдовна. — Удивительно, у меня польские корни, я объехала полмира, но в Польше впервые. И если бы не твой отец, возможно, так бы здесь и не побывала.

— Жизнь полна парадоксов, мама. Мы можем присесть вот на том поваленном дереве, — показал Ростислав на толстый ствол.

Они сели.

— Сразу хочу тебя предупредить, мама, не спрашивай у меня про Ирину и дочерей. Я пока не готов говорить на эту тему.

— Как скажешь, хотя спросить очень хочется. Я давно не видела внучек.

— У них все нормально. Обещаю, ты их увидишь, но не знаю, когда. Я хочу тебя спросить кое о чем? — Голос Ростислава прозвучал неожиданно не очень уверенно.

Эмма Витольдовна удивленно взглянула на сына.

— Спрашивай, не стесняйся. Тем более, ты никогда не был стеснительным.

— Однажды, это было уже довольно давно, ты призналась, что увлеклась астрологией.

— Было такое дело.

— Это увлечение прошло?

Эмма Витольдовна посмотрела на сына изучающим взглядом.

— Нет, Ростик, не только не прошло, наряду с живописью это стало моим основным занятием. Я много училась, кончила специальную школу. Можно сказать, что я дипломированный астролог.

— А что есть и такие?

— Представь, себе есть. И их не так уж и мало.

— Я ничего не знал, что ты училась в школе.

— Не знал, потому что я об этом не распространялась. Я долго искала свое призвание и нашла его в астрологии. Ты не представляешь, насколько это увлекательно.

— Не представляю, — подтвердил Ростислав.

— Но откуда я тебя возник такой неожиданный интерес к моим занятиям астрологией?

— Однажды я подумал… — Он замолчал.

— А не попытаться ли мне понять, что меня ждет с помощью астрологии, — закончила за сына Эмма Витольдовна.

— Что-то вроде этого. Меня беспокоит судьба моей компании.

— А твоя личная судьба?

— И она тоже. Но больше компании.

Эмма Витольдовна о чем-то задумалась. Ростислав смотрел на мать, ожидая продолжения этой темы, но она молчала.

— Я что-то сказал не то? — спросил Ростислав.

Эмма Витольдовна словно бы очнулась и стала смотреть по сторонам.

— Давай продолжим эту тему позже, все не так просто, как ты думаешь, — произнесла она. — Я, пожалуй, пойду к себе. Уже хочется есть, а про обед что-то ничего не слышно. Не знаешь, когда он будет?

— Нет, мама. Но уверен, что он будет. Мой опыт говорит, что он бывает всегда.

— А ты посиди еще здесь, полюбуйся пейзажем.

Эмма Витольдовна встала и стала подниматься к замку. Ростислав проводил мать удивленным взглядом, он не понимал, что с ней произошло, почему она так стремительно ушла.

15

После ухода Ростислава из номера, Антон некоторое время молча сидел на кровати. Он даже прилег, но почти сразу же поднялся, подошел к окну и стал смотреть на гладь озера. Ему никак не удавалось унять в себе раздражение, оно буравило его изнутри, заставляло то и дело менять диспозицию. У него даже пропало чувство голода, которое он уже давно испытывал. А он до безумия любил поесть; когда добирался до стола, то никак не мог насытиться, несмотря на то, что его живот становился все обширней, а вес давно перевалил за отметку в один центнер. А ведь когда-то он был стройным парнем, активно занимался спортом. Но по мере того, как возрастало его политическое значение, а с ним и доходы, он все больше стал предаваться греху чревоугодия. И с какого-то момента окончательно перестал себя сдерживать, превратив еду в настоящий культ, в главное удовольствие всей жизни.

Окончательно осознав, что пока он находится в этом узком пенале, где едва помещаются его телеса, он не успокоится, Антон вышел из номера. Он спустился вниз, вошел в каминный зал. Сейчас тут не было никого. Стал рассматривать живопись на стене и барельефы, но быстро понял, что ему это совершенно не интересно. Надо посмотреть, как устроилась мать, решил Антон.

Он постучал, услышав разрешение войти, отворил дверь. Анастасия Владимировна с каким-то отрешенным видом сидела на кровати. Рядом лежал чемодан, она явно еще его не только не разбирала, но даже не открывала.

Он сел рядом с ней.

— Да, поселил родитель нас в этих коморках, — произнес он.

Анастасия Владимировна повернула в его сторону голову, ион заметил, что у нее красные глаза. Она явно недавно плакала.

— Мама, что случилось? Почему ты плакала? Он тебя не обидел?

Анастасия Владимировна отрицательно покачала головой.

— Никто меня не обижал. Просто взгрустнулось. Сразу навалилось много воспоминаний.

— Я тебя предупреждал: не надо сюда приезжать. Зачем бередить старые раны. Что