Книга Новый мировой беспорядок и индийский императив - Шаши Тарур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, основной критикой исследований неравенства является их близорукая направленность на западные общества. Большинство бедных слоев населения планеты проживает в развивающихся и наименее развитых странах, таких как страны Африканского континента. Идентичность, раса и религия в этих странах играют важную роль в определении того, как они взаимодействуют с процессами глобализации. Неравенство во многих странах можно связать с конкретными моделями интеграции в мировую экономику, поскольку социально включенные группы, обладающие властью над внутренними институтами, получают выгоды от глобализации. В Индии такие социальные идентичности, как каста и пол, косвенно определяют место человека в современной индийской экономике.
Недавно в ежегодном докладе о развитии человеческого потенциала было показано, что Индия является одним из самых неравных обществ в мире. По данным Credit Suisse, богатейший 1% населения Индии владеет 73% богатств страны, в то время как более бедная половина - всего 1%. Взаимодействуя с национальными институтами, эти идентичности создают патронажные альянсы, а глобализация разрушает традиционные сообщества, изменяя понимание индивидом своего "я", определяемого национальностью, этнической принадлежностью и религией. В сочетании с экономической маргинализацией это усиливает чувство незащищенности. Вместо того чтобы создать более единое и гармоничное мировое сообщество, мы имеем мир, как никогда ранее расколотый по барьерам идентичности.
Сложное взаимодействие между неравенством и авторитаризмом проявляется и во всей Азии. Несмотря на очевидное распространение демократического правления в последние десятилетия, по данным Freedom House, большинство стран Азиатско-Тихоокеанского региона либо не являются свободными, либо являются частично свободными. В Таиланде военная хунта захватила власть в результате переворота в 2014 г., приняв широкий спектр ограничительных законов, преследующих даже незначительную критику, и проведя в жизнь конституцию, гарантирующую военным чрезмерную власть над гражданскими делами.
В Мьянме, несмотря на недавний переход к демократии, мусульмане-рохинья продолжают подвергаться серьезным преследованиям, что вызывает миграционный кризис в Южной Азии. Родриго Дутерте прекратил длительный союз Филиппин с США и стремится к сближению с Китаем, применяя при этом внеправовые методы борьбы с наркоторговцами и преступниками, зачастую преследуя и общественные организации. В Китае Си Цзиньпин продолжает укреплять свое правление, сажая в тюрьмы критиков и диссидентов, вводя жесткие ограничения на доступ в Интернет и свободу собраний. Власти Малайзии и Мальдивских островов расправились с демонстрантами, протестовавшими против утверждений о том, что высшие политические деятели присвоили огромные суммы денег из государственной казны. В Индии правящая партия Бхаратия Джаната (BJP) подвергается критике за неспособность остановить насилие в отношении меньшинств, в основном мусульман, и далитов.
Вместе взятые, технологии и идентичность создали новую динамику. Новые сообщества формируются в цифровых сетях, а ассимиляция, которая раньше происходила через физическую близость, теперь почти полностью происходит в Интернете. Агрегация в Интернете создает новые пространства для отчуждения, разделения и различий между людьми, которые в противном случае могли бы быть соседями. Никогда еще ассимиляция двух культур не была столь сложной. Социальные сети позволили новым участникам и голосам принять участие в дебатах и дискуссиях, однако эти дискуссии становятся все более поляризованными, подстегиваемыми непрозрачными алгоритмами, а дискуссии - все более язвительными и грубыми. Идентичность и технологии также постепенно становятся инструментами конфликта.
В ходе российской кампании на Украине и в Крыму эти два фактора объединились и привели к обострению социальной напряженности. В докладе Страткома НАТО «Информационная кампания России на Украине» выделены некоторые важные факторы, определявшие российскую стратегию. Первый - это формирование широких идей, таких как "братские народы", общая история, православная религия и общая культура, которые использовались для того, чтобы побудить жителей Восточной и Южной Украины задуматься о совместной судьбе с Россией. Второй способ - использование государственных СМИ для манипулирования видео- и фотоматериалами; российское государственное телевидение создавало материалы для подкрепления различных нарративов, о которых мы уже говорили. Такие телеканалы, как Russia Today (RT) и Sputnik, созданы специально для того, чтобы распространять донесение российской точки зрения до иностранной аудитории. Третье - манипулирование мнением в социальных сетях. Имея в своем распоряжении целую армию "троллей", Россия использовала Twitter как средство распространения своего официального нарратива.
Между тем, не обязательно принимать хантингтоновскую теорию "столкновения цивилизаций", чтобы признать, что признание плюрализма во всем мире подвергается глубокому сомнению в связи с новым утверждением старых, тотализирующих идентичностей, в первую очередь ислама. В связи с глобализацией и порожденной ею неуверенностью в себе такие наблюдатели, как Хантингтон, считали, что мусульмане будут оспаривать и конфликтовать с неисламским миром. Теория предполагает, что ислам действует как коллективный агент, предрасположенный к насилию, что является следствием его неприятия глобального плюрализма. Эта идея весьма спорна, так как сопротивление глобальному плюрализму, несомненно, поражает многие культуры, исповедующие различные религии. По мере того как экономическая модернизация и социальные изменения отделяют людей от их локальной идентичности, сила национального государства, представляющего интересы своего народа, также ослабевает. Этим стремлением к самобытности пользуются "фундаменталисты", стремящиеся придать индивидуальной жизни контекст и смысл. Эти цивилизационные конфликты проявляются даже под эгидой национальных государств: например, спор между Индией и Пакистаном в основе своей связан с разным восприятием двумя странами роли религии как фактора, определяющего государственную принадлежность. Китай также использует риторику "100 лет унижения" как символ недовольства западными цивилизациями, которые мешают ему занять свое истинное место в мире.
КРИЗИС СУВЕРЕНИТЕТА
Наконец, мы имеем кризис суверенитета. С момента подписания Вестфальского договора в XVII веке понятия "государственность" и "суверенитет" тесно переплелись. Суверенитет стал тем камнем, на котором зиждется легитимность и авторитет государственности. Суверенитет стал организующим принципом современного миропорядка, придающим государствам политический и экономический смысл. Принципы этой системы - территориальная целостность и невмешательство - отражают понимание того, что государство является наименьшей политической единицей в международных отношениях. Зародившись в Европе, Вестфальская система распространилась по всему миру. Силы деколонизации и независимости в Азии и Африке сплотились вокруг государственного суверенитета как принципа, легитимизирующего их призыв к независимой государственности. Хотя норма территориальной целостности часто игнорировалась и подрывалась, она и сегодня остается руководящей силой глобального управления.
Однако сегодня мы наблюдаем упадок национального государства. Процессы глобализации подорвали традиционную власть государства над своими границами. Распространение международных организаций, гражданского общества, наднациональных организаций поставило под сомнение право государства быть единственным арбитром политики. Аналогичным образом, функция государства по предоставлению общественных благ также все больше размывается по мере развития государственно-частного партнерства, а технологии и капитал создают новый тип центра власти - тех, кто контролирует данные. Кроме того, международные институты, такие как ООН, все активнее разрабатывают нормативную базу для вмешательства в государственный суверенитет - например, дебаты вокруг принципа ответственности по защите (R2P), который допускает
