Книга С открытым забралом - Михаил Сергеевич Колесников

Жди. Прощай!..

Он ушел. А Валериан все не мог прийти в себя от потрясения и некоего оцепенения. Идти домой расхотелось.

Вот так встреча! И в романах ничего подобного не вычитаешь. Дикая игра случая, и разум бессилен объяснить подобное стечение обстоятельств. Куда деваться? Идти на квартиру? Очень опасно. А впрочем, не следует преувеличивать расторопность полиции. Он так устал сегодня, ныли натруженные плечи, ломило спину. Хотелось прилечь, отдохнуть.

Завидев дом, где он снимал чердачную комнатку, Валериан замедлил шаг. Осмотрелся. Ничего подозрительного. В самом деле, пуганая ворона и куста боится.

Он вошел в дом. Навстречу выбежала хозяйка. Лицо у нее было испуганное, глаза округлившиеся — и он сразу понял: засада! Но не подал вида. Теперь все равно не убежишь.

— Что случилось, Марфа Кирилловна?

— У вас гость. В вашей комнате.

— Кто это пожаловал в мои хоромы? — спросил он деланно-безразличным голосом.

— Такой важный господин, военный, с крестами.

Валериан прислонился к косяку двери, ему сделалось нехорошо: и от мучительной пустоты в желудке, и от недавней встречи с Андреем Соколовым, и вот от этого известия. Значит, там, наверху, в комнате, идет обыск... Но он подавил в себе слабость и спросил с издевкой:

— А он не сказал, этот военный господин, что ему нужно от такого важного лица, как я? — Он насмешливым взглядом окинул свои рваные брюки, стоптанные сапоги.

Но хозяйка даже не улыбнулась.

— Он сказал, что разыскивает сына, Соколова Андрея. Он думает, что вы и есть его сын.

Валериан совсем оторопел, не веря в свою догадку.

— Папа!

Единым рывком поднялся по крутой деревянной лестнице, распахнул дверь в свою комнату и увидел отца.

— Родной ты мой... Родной ты мой... В каком ты виде! Исхудал — кожа да кости, — приговаривал Владимир Яковлевич, прижимая сына к груди. — Насилу тебя разыскал. Теперь буду жить с тобой, здесь... Не уйду, если даже будешь прогонять. Взял отпуск.

— Здесь?

— Да.

— Здесь нельзя, папа.

— Почему?

— Я на нелегальном положении и живу под чужой фамилией. Подполковник не может жить на чердаке в одной комнате с обыкновенным рабочим. Возможно, шпики уже заинтересовались, почему подполковник приехал на рабочую окраину.

Владимир Яковлевич резко поднялся со стула.

— Ты прав, мой дорогой! Мы не можем оставаться здесь ни минуты. Вот деньги, рассчитайся с хозяйкой, купи приличную одежду — и не мешкай. Выбирайся незаметно, а я пока побуду здесь. Черт бы побрал мою слепоту!.. Сегодня же вечером уедем в Каинск, куда мы перебрались всей семьей. Встретимся на Николаевском вокзале у кассы.

— Сегодня, папа, я не могу уехать. И завтра — тоже. У меня встреча. Очень важная.

— Хорошо. Сниму номер в гостинице, буду ждать столько, сколько потребуется. Согласен?

— Я не знаю, сколько потребуется. Вам лучше всего было бы вернуться в Каинск.

Но Владимир Яковлевич и слышать ничего не хотел.

— Я тебя не отпущу. — Он почти силой сунул Валериану в карман деньги. — Приоденься, а то глядеть на тебя горестно. Сын мой, сын... Если бы могла тебя видеть мама... У нее сердце разрывается.

— Папа, прошу вас... Я не могу вернуться. Это все равно что отказаться от самого себя. Папа, если вы не хотите погубить меня, нам лучше не встречаться. Нельзя.

Владимир Яковлевич опустил голову.

— Ладно, — наконец проговорил он. — Ты волен сам распоряжаться собой. И ты прав по-своему. Но не прогоняй меня сейчас. Я хочу побыть с тобой. Хоть немножко.

— Нельзя, папа. Я даже проводить вас не могу. Пусть считают, будто вы забрели сюда случайно... Разыскали однофамильца вашего сына. А теперь прошу вас: идите и не сердитесь...

Владимир Яковлевич тяжело поднялся, ноги не слушались, оперся на палку.

Он смотрел и смотрел на сына, сняв темные очки, вглядывался в его лицо, такое исхудавшее, прекрасное и дорогое. Ему казалось, что это их последняя встреча: он знал, что скоро умрет. Да, предсмертная тоска заставила его, больного, полуослепшего, отправиться в этот далекий, трудный путь. Увидеть... хоть в последний раз увидеть...

Он слабо обнял Валериана и беззвучно заплакал:

— Прощай, Воля...

Он не сказал ничего о жестокости жизни, не упрекал его больше, а сгорбившись, стал спускаться по крутой лестнице.

— Не надо, Воля. Не надо. Я сам. Береги себя.

...Когда на другой день приодетый, в хорошем костюме, но безмерно печальный Валериан встретился с Андреем Соколовым, тот его сначала не признал. А когда признал, не сдержал восторга:

— Эге! Да ты одет по последней парижской моде. Шикарный господин. Осанка, галстук, кепи...

— А ты бывал в Париже?

— Нет, не успел. Вместо меня в Париж поедешь ты! — выпалил он.

— Как понимать?

Соколов рассмеялся:

— А вот так: получай заграничный паспорт — и чтоб через два дня духу твоего не было в Петербурге. На связь с Владимиром Ильичем поедешь. Задание получишь завтра-послезавтра. Перед самым отъездом.

Это было уж чересчур. Валериан в полном изнеможении упал на скамейку. Он поедет к Ленину! И не в далеком будущем, а завтра-послезавтра. Заграничный паспорт!.. Поездка, о которой даже не смел мечтать. Он, разумеется, не знал и не мог пока знать, где находится Ленин. Но в этом ли суть? Соколов туманно намекнул, что Куйбышеву, возможно, придется отправиться к Максиму Горькому на Капри, а может быть, в Париж — в самый большой эмигрантский центр. Через день-два все прояснится. Главное — продержаться эти два дня... Продержаться. Со старой квартиры уходить не следует, чтобы не вызвать подозрения у полиции.

Заграничный паспорт... Вот он. На имя некого Георгия Петровича Макалинского. Студент отправляется в Германию, в Йену. Не все ли равно, куда он отправляется, этот студент? Лишь бы вырваться из Российской империи, укрыться от полицейских...

Завтра начнется новая жизнь, будут встречи с выдающимися революционерами, важные поручения от Центрального Комитета партии, он познакомится с Лениным...

Куйбышев мало задумывался над тем, на какие средства будет существовать там, не то в Женеве, не то в Лондоне, не то на Капри. Другие живут — и он проживет как-нибудь. А если говорить откровенно, то он и не собирался надолго оставаться за границей: получит важное задание — и в Россию!