Книга Наследие Мортены - М. Борзых

признать. — Ничегошеньки не изменилось.

— В противовес людям духи-прародители создали нас — двуипостасных. Мы более чутко ощущаем природу, бережней к ней относимся. Мы — её дети. Наша связь неразрывна.

— Вы — эльфы, что ли? — ляпнула я, не подумав. Кажется, вино дало о себе знать.

— Нет, мы… — Рогнеда замолчала, подбирая ответ, — скорее, мы — оборотни, по-вашему.

— Которые оборачиваются в полнолуние и воют на Луну?

Рогнеда замолчала, а потом расхохоталась. Её смех серебряным колокольчиком звенел в голове.

— Прости, ой! Не могу, это же надо такое придумать! — она снова захохотала, а, отсмеявшись, попыталась объяснить. — Нет, мы не выли и не зависели от лунных циклов, потому что Луны тогда не было.

Сказать, что я удивилась, ничего не сказать. В голове набатом била фраза «Луны тогда не было».

Чёрт, как это не было? Я к своему стыду не помнила из уроков астрономии время образования Луны. Но как это не было?

Рогнеда, видимо, почувствовав моё смятение и растерянность, прервала откровения.

— Женя, прости. Я что-то не то сказала? — обеспокоенный голос звучал где-то сквозь вату. Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Надо мыслить рационально и не поддаваться панике.

— А ты точно уверена, что планетой не ошиблась? — решила уточнить на всякий случай. — Если Луны у вас не было, как ты вообще знаешь, что это такое?

Последовала длительная пауза. Я не торопила с ответом.

— Прости, мне сложно пока ориентироваться в том, что ты говоришь. Я не всё понимаю, приходится обращаться к твоей памяти, чтобы понять, о чём речь.

Приплыли. Мало того, что у меня есть в голове соседка княжеского рода из далёких времён, когда Луны ещё не существовало, так ещё и вся моя память в её распоряжении. А как же неприкосновенность личной жизни и личного пространства? Я не для того уезжала за пару тысяч километров от родителей, чтобы у меня появился новый соглядатай. Я, молча, плеснула вина в бокал.

— К чему именно у тебя есть доступ? Как это работает? — холодно отчеканила я. Как ни старалась, а раздражение от сложившейся ситуации скрыть не удалось.

— Если представить твою память как огромную библиотеку, заставленную стеллажами высотой два-три человеческих роста и наполненную книгами на самую разную тематику, то, когда я слышу незнакомое слово, мне необходимо найти знания, связанные с этим словом. Это занимает иногда больше времени, иногда меньше.

— То есть если я скажу «секс», то ты пойдешь искать в моей памяти всё, что с этим связано?

— Зачем? — изумлённо воскликнула Рогнеда. — Хоть мне было всего шестнадцать лет, но я прекрасно знаю, что такое секс. Мне нет нужды забираться всеми четырьмя лапами в твою личную жизнь. Ты хоть сейчас можешь закрыть свою память, но без этого нам будет очень сложно понимать друг друга.

Я пила вино и раздумывала над услышанным. Теоретически Рогнеда использовала в моей памяти принцип поисковой системы. Ввела запрос, получила ответ. Если я могу заблокировать часть информации, навесив гриф «Личное», то остальным поделиться мне совершенно не жаль.

«Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Как говорит папа: „Отставить панику! Сосредоточимся на получении информации“».

— Итак, что мы имеем. Ты — оборотень, и ты внутри меня. Делает ли это меня оборотнем?

— Сложно понять. Судя по тому, как вы живете, сейчас человеческая эпоха. Если двуипостасные где-то и сохранились, то явно не здесь. И ты не из их числа, иначе жила бы в общине, а не среди людей. К тому же тебе двадцать пять, а вторая ипостась не появилась. По всем признакам ты — человек. Но… — Рогнеда замолчала, подбирая слова, — ты — совершенно точно не человек, иначе я просто не смогла бы подселиться к тебе. Что-то такое есть в твоей крови, раз твои тело и душа не отторгли меня.

— Понятно, что ничего не понятно. Вопрос по поводу твоего появления всё ещё остается актуальным, — толсто намекнула на желание получить хоть какие-то объяснения. — Откуда ты взялась на мою голову?

— Из гарнитура, — последовал лаконичный ответ.

— Кар сказал, что на витрине был дубликат, копия.

— А ты верь больше. Тебе ещё и не такое расскажут. И уцелело всё после выстрела из гра-на-то-мё-та, — по слогам произнесла Рогнеда. — И следы когтей на кладке тебе привиделись, и крыша сама по себе рухнула. Пфффф, — она совсем по-кошачьи фыркнула. — Нельзя быть такой наивной. Моё существование — лучшее подтверждение, что гарнитур уничтожен.

— Это плохо. Очень плохо. Он же стоил как остров в какой-нибудь тропической стране. Никто не поверит в такую занимательную математику, где гарнитур фамильный одна штука — минус, а один бесплотный дух в моём теле — плюс. — Я вертела в руках бокал с вином. — Как ты вообще оказалась в этом гарнитуре? Это что-то типа наказания?

— Это было добровольное решение. Я была при смерти. Любимый предложил мне выбор: исчезнуть навсегда (без покровительства духа рода моя душа не ушла бы на перерождение) или быть заключённой в украшения вместе со своими ипостасями. Я испугалась смерти и выбрала второй вариант. Вот только мнимое спасение стало проклятием. Дни сливались в месяцы, месяцы в года, года в тысячелетия. Я потеряла счёт времени. Меня терзали мои же ипостаси, попеременно то требуя свободы, то желая смерти. Я сама неоднократно мечтала об исчезновении стен моей тюрьмы, дабы завершить агонию духа. Жалость и отчаяние накрывали с головой, разрывая душу на части, порождая ненависть и злость. Смерть уже не страшила меня, обратившись в самый желанный выход после тысячелетий сумасшествия и одиночества. Но пару дней назад стены моей темницы разлетелись в пыль, и я оказалась внутри тебя. Как и почему это произошло, разбираться было некогда. Твое тело сильно пострадало, а я очень хотела выжить.

— Знаешь, если на секундочку, на одно краткое мгновение представить, что всё произошедшее правда, что ты реальна, а не результат ушиба головы и стресса, то это всё напоминает одержимость. — Рогнеда молчала, а я продолжала рассуждать вслух. — С учётом того, что нынче у нас в почёте монотеизм, единобожие, если по-простому, то одержимых ни в одной из религий не привечали, очищая их тела и души всеми возможными способами. Ещё хорошо, что ты проявилась сейчас, а не веков пять назад, когда за такое ревностные прислужники