Книга Сто историй любви Джульетты - Эвелин Скай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Порыв ветра чуть не сбивает с ног. Я торопливо поднимаюсь по обледенелым ступенькам, хватаясь за перила, и врываюсь в дверь.
Меня окутывает тепло от камина, и я издаю блаженный стон. Хозяйка магазина добродушно посмеивается из-за кассы.
– Извини, – говорит Анджела. – Просто за пять секунд на твоем лице отразился весь спектр человеческих эмоций: от страха и боли до удивления, облегчения, благодарности и слепого обожания. Я не подозревала, что кто-то может так внезапно влюбиться в камин.
Я фыркаю от смеха: она права. Я смешна. Тепличная дурочка из Калифорнии, бегущая за выдуманным героем зимой, на Аляске, без пальто.
Пора привести мысли в порядок.
– А нет ли у тебя случайно еще одного экземпляра «Искусства написания романов»?
Магазинчик милый, но выбор невелик. На полке стояла только одна книга на эту тему (зато о деревообработке и о хождении на снегоступах сколько хочешь).
Анджела качает головой.
– Заказать еще один экземпляр? Придет через три-четыре недели.
– Так долго?
Я и не знала, что доставка в наше время может занимать столько времени.
Она виновато улыбается.
– Сюда сложнее доставлять вещи, чем в любой из штатов на Большой земле. Особенно из-за метелей в это время года. Послушай, я хотела спросить – чем ты так разозлила Себастьена, что он выскочил из магазина как ошпаренный? Он самый спокойный и уравновешенный человек из всех, кого я знаю.
Я морщу нос.
– Он? Уравновешенный? Я пробыла в Рыбной Гавани около суток и сталкивалась с ним дважды, и оба раза он обращался со мной как с ночным горшком, на который наступил спросонок.
При упоминании горшка Анджела настороженно приподнимает бровь.
– Прости. Ты имеешь дело с большой любительницей исторической прозы, – говорю я.
Анджела улыбается.
– Не понимаю, как тебе удалось вывести из себя такого невозмутимого добряка. Знаешь, что однажды сделал Себастьен? – добавляет она, наклоняясь ко мне, как будто намерена раскрыть мне тайны вселенной. – «Алакрити» находилась в море уже десять дней. Их настиг страшный шторм – двадцатиметровые волны, пронизывающий ветер, мокрый снег. Команда вымоталась, шхуна безбожно обледенела, часть ловушек оторвало… Они мечтали только об одном – пережить ночь.
И вдруг Себастьен увидел детеныша белого медведя, выброшенного на льдину. Медвежонок явно был ранен; позже выяснилось, что у него сломана лапа. Видимо, отстал от матери и не мог доплыть до безопасного места. Как ты думаешь, что сделал Себастьен в разгар одного из самых опасных зимних штормов в новейшей истории Аляски? Он прыгнул на тонкий, потрескавшийся лед, схватил медвежонка и принес его на борт.
– Тот парень? – недоверчиво смеюсь я. – Ни на секунду не поверю, что он мог о ком-то беспокоиться, тем более о медвежонке. Кроме того, он провалился бы под лед и замерз в океане. Или медведь растерзал бы его до смерти. Бабушкины сказки!
Анджела поднимает три пальца.
– Честное скаутское. Я видела, как они пришвартовались в порту – их встречал весь город, потому что команда заранее связалась по радио с Адамом, и тот вызвал ветеринара из заповедника, чтобы забрать детеныша. Сюжет показывали по телевизору, и потом еще раз, когда медвежонок выздоровел и его вернули в дикую природу.
Глаза Анджелы сияют восхищением, как вчера у клиентов «Ледяной выдры» при виде Себастьена – любимца Рыбной гавани, который угощает всех пивом, а в свободное время спасает попавших в беду медвежат. Не человек, а живая легенда.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза; если бы не мои сознательные усилия, они бы вывалились из головы на пол. Вместо этого я лишь бесстрастно улыбаюсь, как всякий раз, когда меня обходили повышением в газете или когда Меррик придумывал новую отмазку по поводу сверхурочной работы со стажерками. Улыбка типа «мне слегка неловко, но давай притворимся, что я тебе верю, и пойдем дальше».
Анджела понимает намек и возвращается к компьютеру.
– Прости, увлеклась… Заказать тебе «Искусство написания романов»?
Я задумчиво барабаню пальцами по прилавку. Три-четыре недели. За такой срок я должна написать половину романа. Кроме того, через два месяца мы с Кэти уезжаем в Европу. И что, спрашивается, я буду праздновать в Амстердаме и Каннах, если даже не начала писать?
Черт. Проще разыскать Себастьена и потребовать книгу обратно, хотя и не хотелось бы с ним связываться. Ему не нужна эта книга, он взял ее, чтобы досадить мне. Как надоели эти мерзкие типы вроде Себастьена и Меррика, которые думают, что могут мной помыкать!
Пошли они к черту! Завтра еду в порт. Однако в отличие от моего первоначального плана упасть в обморок перед воображаемым Себастьеном я дам пощечину настоящему (когда получу свою книгу обратно).
– Думаю, нет смысла, – говорю я Анджеле. – Спасибо.
Снимаю с вешалки пальто и собираюсь уходить, но меня останавливает мелодичный детский смех, от которого тает сердце. В детском отделе хихикают над книгой с картинками трое малышей. Родители расположились в креслах достаточно близко, чтобы присматривать за детками, и в то же время могут говорить о своем. Рядом с ними есть пустое кресло, и на секунду я представляю, что сижу там – мамочка, которая привела ребенка пообщаться со сверстниками в книжном магазине.
Я всегда мечтала о детях, а Меррик боялся ответственности. Напряженность между нами росла. Конечно, расстались мы не из-за этого, но все же после двадцати пяти лет мои биологические часы начали тикать и с тех пор никогда не останавливались. В тридцать, в преддверии развода, я разочаровалась в мужчинах и утоляю материнский инстинкт, балуя племянника и любуясь издалека чужими отпрысками.
– Очаровашки, правда? – улыбается Анджела. – Я только ради детей и открыла этот магазин. Помню, в детстве могла часами рассматривать книжки с картинками на полках.
– Да, очень милые, – с излишней тоской в голосе соглашаюсь я.
Анджела, наверное, не замечает моего настроения, потому что смотрит на хихикающих малышей почти так же, как и я.
– А у тебя есть дети? – спрашиваю я.
– Сын, – кивает она. – Живет в Аризоне, и у него недавно родилась дочка. Я хотела бы навестить их, но магазин не оставишь.
– И никто не может тебя подменить?
– Я не могу позволить себе наемных работников. Рыбная Гавань – не самый читающий город, если не считать детей.
– Жаль.
Она пожимает плечами и возвращается к кассе, а мне в голову приходит мысль. Во время учебы я подрабатывала в книжном