Книга Шахир - Владислав Анатольевич Бахревский

уже седой, согбенный.

— Махтумкули, приведи мать, как бы ей голову не напекло.

Махтумкули тотчас отложил перо: слово отца было для него законом. Мать уходила за кошары, взбиралась на холм и глядела на дорогу, пасынков ждала, Мухаммедсапу и Абдуллу, которые были дороги ей, как родные дети.

Все хозяйство теперь лежало на плечах бедной Акгыз. Вдова не вдова. Она исстрадалась в ожидании, потемнела, исхудала, стала злой. Все ее, бедную, жалели, но жалость плохой лекарь.

Мать издали была похожа на большую, смертельно усталую птицу, которая опустилась на землю, чтоб никогда уж боле не взлететь в небо.

Махтумкули поднялся на холм, взял Оразгюль-эдже под руку. Мать покорно пошла за ним. На крутом спуске ноги у нее подломились, она оперлась всем телом на Махтумкули, и острая нежная боль пронзила его: мать была легенькая, как тростинка.

Дома Махтумкули снова взялся за перо, но пришла Акгыз, причитая, что в доме нет хозяина и некому нарубить дров для очага.

Махтумкули рубил дрова, сбросив халат. Акгыз хлопотала возле тамдыра[35] и вдруг забылась, заглядевшись на сильное, гибкое тело юноши.

Махтумкули, отирая со лба пот, встретился с ее глазами. Принялся кромсать упрямые свилеватые сучья, но краска заливала лицо и шею, и тогда он бросил топор, надел халат и тельпек и пошел к Сумбару.

Он шёл по аулу, пристально вглядываясь в молодых женщин. Искал свою утреннюю красавицу. Ведь если это была не пери из райских садов, значит, она должна была жить где-то в их ауле. Где же еще?

Махтумкули любил смотреть на воду, но он теперь не хотел, не мог радоваться один. Он должен был делиться радостью с той, кого нашло его сердце. И Махтумкули направился разгуливать по аулу.

Несколько раз прошел он Геркез из конца в конец, но красавицы, о которой стихи слагались у него сами собой, не встретил.

3

Проворочавшись до утра и так и не заснув, он поднялся затемно и отправился на охоту.

Теперь Махтумкули дорожил каждой стрелой своего исфаганского лука — ведь это был подарок брата.

Выследил стадо диких коз, долго шел за ним, подкрады вался, чтоб достать стрелой. И не промахнулся. Добычей его была молодая козочка. Он разделал ее и понес к дому, но скоро усталость свалила его. Не сходя с тропы, лёг он на землю, положил голову на тушу и заснул.

И приснилось ему, что к тому месту, где он лежит, скачут четыре всадника. Кони у них подобны облакам, а сами всадники ушли головами в небо, и не видно их лиц. Всадники остановились над тропой, где спал он, Махтумкули, и сказали ему: «Вставай!» Они были в зеленых одеждах, с зелеными посохами в руках. «Расширьте для сборища круг! — сказали они. — Будет великое множество народа». И они очертили посохами место, и посохи их уходили за горизонт. Прискакало еще шестнадцать всадников. Последний остановился и посадил его позади себя на круп коня. Они скакали по вершинам гор, но скачка была короткой. «Мы прибыли! — воскликнул всадник. — Вступи в круг». И, как было ему велено, он сошел с лошади и встал на середину круга. К нему приблизился сам Али[36], взял за руку, повел, поставил на тростниковую циновку.

Впервые за все восемнадцать лет Махтумкули снилось столь удивительное. Он следил за своим двойником, участником сна, затаив дыхание. Его бесстрашный двойник встал на циновку, но Али выхватил ее из-под ног, мир опрокинулся. На лежащего бросили покрывало. «Задавай вопросы, Махтумкули», — раздался голос Али. «Где я? Что это за круг? Для кого его расширили?» — спросил он. И ему ответили: «Ты в тайном месте. Круг — твоя будущая жизнь. Его расширили, потому что пришел пророк Мухаммед со всем сонмом святых и праведных людей».

Подобно близкому удару грома, раздался звенящий глас пророка: «Дайте ему чашу!» Чашу поднесли к губам. Он отпил глоток и опять стал падать. И пока падал, то ли в виде дождя, то ли в виде дуновения ветра, он проникал в жилы земли, в струи воды, и вся вселенная была ему открыта…

И тут Махтумкули проснулся. Ничто не изменилось в мире, и солнце стояло на том же самом месте, он спал всего мгновение.

Он пришел домой, сел в тени кибитки и написал стихи о своем чудесном сие.

Закончив писать, Махтумкули понес сочинение отцу. Он никогда прежде не осмеливался показать Азади свои стихи.

Отец сидел в белой кибитке, среди учеников. Он прочитал стихи Махтумкули про себя, а потом прочитал их вслух, наполнил пиалу чалом и жестом показал, чтоб сын сел рядом с ним.

— «Теперь блуждай из края в край! — сказали», — повторил Азади последнюю строку стихотворения, и видно было — дыхание перехватило у старика. — Это и есть поэтическое откровение, мальчик мой. Обронит поэт слово и сам не заметит, что сказал пророчество. «Теперь блуждай из края в край! — сказали». Милый мой, Махтумкули, выпей чал, любимый напиток нашего народа. Пусть каждый глоток растекается по твоим жилам, связывая тебя с землей туркменов, с горем, общим для всех туркменов, с радостями, общими для всех туркменов. Азади может спокойно оставить этот мир, его сын, его ученик стал шахиром.

Махтумкули был смущен высокими словами отца, ученики мектеба смотрели на молодого шахира с изумлением, он выпил чал и поклонился отцу до земли.

4

Потеряв старших сыновей, Азади отложил в сторону дутар. Все свои неспетые песни он отдал узорам на золоте и серебре. За свою работу Азади просил дорого, и с ним не торговались. Украшения Гарры-моллы становились семейными талисманами. Все уже знали: начни торговаться с Азади, он не возьмет заказа. И другое знали: Азади берет дорого не только потому, что ценит свое искусство, он собирает деньги на выкуп. Все надеется, что вдруг приедут от кызылбашей и скажут: Мухаммедсапа и Абдулла живы, заплати, старик, столько-то и получай сыновей.

У Махтумкули не хватало терпения сидеть над каким-нибудь букавом часами. Прорезав в металле несколько лилий, Махтумкули оставлял работу иногда на месяцы. Неделями бился над какой-нибудь завитушкой, приходил в уныние. Но вдруг наступал счастливый день, налетало вдохновение, и замученная вещь единым росчерком резца получала жизнь. Работы Азади были перегружены великолепием, работы Махтумкули походили на цветы, растущие вдоль дороги.

— Сынок, — попросил Азади, — я сделал по просьбе твоей тетки тумар[37]. Она хочет подарить его дочери. У нее дочь уже невеста. Нанеси узоры, а я подседельником займусь.

Махтумкули взял