Книга Григорий Котовский. Загадка жизни и смерти - Борис Вадимович Соколов

рассчитывали взять власть. Но в тот момент к способностям эсеров стать правящей партией Котовский относился весьма скептически, да и впоследствии своего мнения не переменил, хотя в 1917 году одно время публично высказывался в поддержку Керенского. Идея грабить богатых его в принципе увлекала. Хотелось отомстить всем этим помещикам, которые жили на всем готовеньком, ничего не делали, да еще попрекали его сотней-другой хозяйских денег или тем, что он определенно нравился помещичьим женам. В последнем Григорий Иванович винил самих помещиков, которые, как он думал, не могли удовлетворить своих взыскательных во всех отношении супруг. Но вот отдавать деньги в партийную кассу, а тем более без нужды губить людей, тех же полицейских и солдат, Котовскому претило. Деньги от житомирских эсеров на подпольную жизнь Котовский взял и на них перебрался в Одессу. Однако никакие деньги партии эсеров от своих многочисленных налетов Котовский в дальнейшем не давал и связей с эсерами вплоть до революции 1917 года не имел. Впоследствии это обстоятельство облегчило ему переход к большевикам.

После того, как Котовский сбежал из армии, да еще в военное время, ему грозило уже на пара-тройка месяцев тюрьмы, как за присвоение хозяйских денег, а несколько лет каторги. Терять ему, в сущности, было уже нечего. И он решает начать жизнь профессионального преступника. Раз государство его отвергло, грозит ему многолетней каторгой, так тем хуже для государства.

Уже после 1917 года Котовского называли «одним из вожаков стихийного крестьянского движения в Бессарабии». Сам он впоследствии писал: «Я насилием и террором отбирал от богача-эксплоататора ценности… и передавал их тем, кто эти богатства… создавал. Я, не зная партии, уже был большевиком». На самом деле Григорий Иванович в тот момент действительно вряд ли имел сколько-нибудь отчетливое представление о большевиках – отнюдь не самой известной революционной партией, сильно уступавшей по популярности эсерам с их громкими покушениями на царских сановников и масштабными экспроприациями. Что же касается тезиса о необходимости отнять все у богатых и передать бедным, то его для оправдания своей деятельности использовали разбойники и грабители всех времен и народов. Бессарабские работники ножа и револьвера здесь не были исключением. Как раз была в разгаре революция 1905 года. Множились аграрные беспорядки. В январе 1906 года крестьяне села Комрат в Южной Бессарабии, населенного гагаузами, тюркским православным народом, восстали и провозгласили республику, упразднив помещичье землевладение. Но республика просуществовала лишь пять дней и была подавлена войсками и полицией. Горели помещичьи усадьбы. Бессарабский губернатор Харузин обратился с воззванием к сельскому населению, которое 22 февраля 1906 года было опубликовано в газете «Бессарабия»: «В селах и деревнях, как сделалось известным, распространяются слухи о предстоящем будто бы дополнительном наделе крестьян землею. При этом толкуется, будто правительство распорядится отнятием части помещичьей земли для передачи крестьянам. Поэтому в некоторых местностях толкуют, что весной следует приступить к самовольной запашке земель помещиков. В других местностях крестьяне приступили к самовольной порубке чужого леса.

Все они подвергнуты наказанию. Предостерегаю сельское население от беды, которая неминуемо грозит ему при всяком нарушении права помещика. Самовольный же захват чужой земли или самовольная порубка леса, будь то у казны, у помещика или монастырей – безразлично, будет, как и всякое другое насилие, строжайше преследоваться.

…18 января в Царском селе имели счастье представляться: государю императору крестьяне Щигровского уезда Курской губернии. Во время приема его императорское величество изволил сказать крестьянам следующие слова, относящиеся ко всем крестьянам России:

Я очень рад вас видеть. Вы, братцы, конечно, должны знать, что всякое право собственности неприкосновенно. То, что принадлежит помещику – принадлежит ему; то, что принадлежит крестьянину – принадлежит ему. Земля, находящаяся во владении помещиков, принадлежит им на том же неотъемлемом праве, как и ваша земля принадлежит вам. Иначе не может быть, и тут спора быть не может».

Крестьяне, однако, считали, что помещики и государство крепко обделили их с собственностью и требовали раздела помещичьих земель. Котовский и другие разбойники, грабившие помещиков и часть награбленного раздававшие обездоленным, встречали их полное сочувствие и пользовались поддержкой, выражавшейся прежде всего в укрывательстве от преследования, в снабжении информацией о передвижениях полиции и жандармов и в дезинформировании властей насчет того, куда скрылись новоявленные гайдуки. А налеты Котовского приносили крестьянам ощутимую пользу хотя бы в том, что при налетах на помещичьи имения в огне пожаров сгорали их долговые расписки.

Потом, уже при Советской власти, делая себе революционную биографию, Котовский утверждал, что еще до ареста и призыва в армию он в 1904 году несколько месяцев во главе отряда нападал на помещичьи имения, добывая деньги на революцию по поручению партии эсеров. Никакими независимыми свидетельствами или полицейскими документами эта деятельность Котовского не подтверждается и, скорее всего, полностью вымышлена им самим. Но и в 1905 году Григорий Иванович вовсе не думал возглавлять крестьянские массы. Вместо этого он сколотил небольшую шайку вооруженных грабителей и стал «бомбить» помещичьи усадьбы и проезжих купцов.

Налетами Котовский занялся только летом 1905 года, вскоре после того как вернулся в Бессарабию. 21 августа в Кишиневе состоялась организованная комитетом РСДРП всеобщая забастовка, переросшая в политическую демонстрацию. Котовский решил, что в сложившихся условиях солиднее будет грабить под каким-то «революционным» прикрытием.

В августе Григорий Иванович, именовавший себя «стихийным коммунистом», вступил в боевую группу эсера Дорончана, промышлявшую экспроприациями. Но уже в октябре политика ему поднадоела, и он, так и не совершив ни одного экса, решил создать собственную шайку, дабы не делиться с партийными бонзами, жившими на честно заработанное трудягами-боевиками. В банду Котовского, которого потом советские биографы лихого атамана начали благородно именовать «партизанским отрядом», вошли семь человек. К первичному костяку банды, кроме Котовского, вошли, в частности крестьяне Маноля Гуцуляк и Прокопий Демьянишин из села Трушены и Игнатий Пушкарев и Захарий Гроссу из села Бужоры. Пушкарев до встречи с Котовским успел уже отсидеть полгода в кишиневской тюрьме за участие в аграрных беспорядках.

До побега из армии конфликт Котовского с государством был не столь глубок, чтобы вступать с ним в постоянную вооруженную борьбу и вести жизнь изгоя общества. Теперь, правда, Григорий Иванович в буквальном смысле слова рисковал головой. Во-первых, при очередном налете всегда можно было нарваться на пулю солдата или полицейского, если поместье, выбранное для налета, оказывалось под охраной. Правда, ни солдаты, ни полицейские (особенно волостная полиция, состоявшая из тех же крестьян), особой кровожадностью не отличались и без крайней на то нужды разбойников старались не убивать. Во-вторых, 19 августа 1906 года в качестве «меры исключительной охраны государственного порядка» был принят «Закон о военно-полевых судах», которые действовали в губерниях, переведённых на военное положение или положение чрезвычайной охраны. Военный суд состоял из трех офицеров, как правило, ничего не смысливших в юриспруденции. Зато выносить приговор они должны были за 48 часов, без участия защиты и обвинения, и приводился он в исполнение в течение суток. Поскольку расследовали военно-полевые суды только акты террора и другие тяжкие преступления (убийство, разбой, грабёж, нападения на военных, полицейских и должностных лиц), то смертную казнь они применяли весьма часто, и далеко не всегда расстреливали или вешали действительно виновного человека. Котовский мог утешать себя тем, что если уж попадется военно-полевому суду, тот нисколько не ошибется, отправив его на виселицу. Хотя, как мы убедимся дальше, когда смертный приговор ему был все-таки вынесен, Котовский сделал все, чтобы его избежать. Риск Котовский любил, а еще больше любил вольную жизнь, без тюрьмы и солдатчины.

Атаман Ада

«Великолепная семерка» во главе с «Атаманом Ада», как романтически именовал себя Котовский в письмах в полицию и своим будущим жертвам», успешно «бомбила» крупных землевладельцев, но тщательно избивала кровопролития. Григорий Иванович по-своему был гуманистом, и кровь без совсем уж крайней на то нужды до революции 1917 года не проливал.

Еще Котовского именовали «Адским атаманом». В Одессе позднее, когда его слава прогремела на весь Юг России, даже распевали куплеты:

Разбил он банк и шарабан

Кафешантан и ресторан

И напоил вином крестьян

Таков наш Адский Атаман

Это было своеобразное признание не только в среде бессарабских крестьян, но и в среде одесских обывателей.

Котовского часто называли последним гайдуком. Кто же такие были гайдуки? Слово это венгерского происхождения, от hajdú, означавшего погонщиков скота. Если искать похожий термин, то на ум сразу приходят