Книга Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне - Майкл Бальфур

являлась политической организацией католической церкви. Хотя много католиков жило в Силезии и Познани, основные силы германского католицизма всегда находились на юге и западе. Партия центра была антипрусской и выступала против любого дальнейшего расширения федеральной власти. Считая, что правительство, подчиненное рейхстагу, будет стараться укрепить этот орган за счет государств Германии, центристы с подозрительностью относились к предложенным левым крылом реформам. Католические принципы сделали их противниками и индивидуализма, однако они симпатизировали корпоративным идеям. Бисмарк не смог заставить себя поверить организации, которая подчинялась силе вне Германии, и даже после 1880 года, когда антикатолические законы постепенно перестали действовать, он не желал полагаться на голоса центристов для обеспечения большинства. Между тем почти не было разницы между католиками-землевладельцами из Силезии и Южной Германии, которые в то время доминировали в партии. Группы недвусмысленно считались консервативными. Церковь всегда имела тенденцию поддерживать власть против революционного движения. Чтобы добиться своего, центристам приходилось продавать голоса правительству. В этом процессе возможность ведения переговоров лидерами зависела от верности рядовых членов. Партия центра была самой дисциплинированной из германских партий. Пока социалисты и прогрессисты набирали голоса за счет консерваторов и либералов, постепенно возникало искушение считать центристов правительственной партией. И все же Бисмарк доверял своим инстинктам. Многие католики в Южной Германии были маленькими людьми, а многие рабочие в Рейнской области и Силезии являлись католиками. Более того, католицизм вовсе не исключал живого общественного сознания. А значит, на центристов не могло не повлиять изменение социальных основ Германии. В свое время должно было получить развитие левое крыло, если не до такой степени, чтобы люди пошли на революционные баррикады, но также представлялось маловероятным, что они были готовы стоять насмерть за существующий порядок.

Оставались социальные демократы – девять депутатов в рейхстаге 1878 года, облако на горизонте размером с человеческую ладонь, которое тем не менее могло стать предвестником урагана. Партия был создана на съезде в Готе в 1875 году путем объединения последователей Лассаля и Маркса. При этом только марксисты считали революцию средством достижения целей. Неизвестным фактором относительно социал-демократов остается степень искренности их веры в революцию. Дальнейшие события показали, что лишь немногие люди на самом деле были более организованными и законопослушными, чем среднестатистический германский рабочий. Разумеется, правым было выгодно считать его опасным анархистом. Тем не менее правых нельзя винить за то, что они верили в намерения социалистов. С одной стороны, многие социалисты сами в них верили. Впечатление усиливалось злобой, выплескивавшейся на всех, кто подвергал сомнению взгляд о необходимости и неизбежности революции. Разумеется, такой взгляд, подразумевавший, что все голосующие за социалистов всего лишь ускоряют неизбежное, являлся слишком хорошим средством привлечения голосов избирателей, чтобы его можно было легко сбросить со счетов. Даже непосредственные цели партии в 1891 году – всеобщее избирательное право, пропорциональное представительство, дифференцированный налог на доход, восьмичасовой рабочий день и неограниченное право объединения в союзы, должно быть, казались такими же радикальными элите тех дней, как они кажутся бессодержательными сейчас. Нельзя не задаться вопросом, как бы развивалась история, если бы все перечисленные цели были сразу достигнуты. Только в подобных спекулятивных размышлениях нет смысла.

Глава 2

Подоплека англо-германских отношений: торговля и колонии

Деформации в германской внутренней политике, вызванные особенностями предшествовавшей истории страны, были еще более неудачными потому, что социальную ткань надо было приспособить не к одной революции, а к двум, промышленной и Французской. К 1870 году Германия как раз начала всю полноту влияния той особенно напряженной стадии, которую переживает каждая страна в начале индустриализации и которую американский писатель назвал «подъемом». Чтобы оценить происходившие события, необходимо вернуться на столетие назад.

Вскоре после окончания американской Войны за независимость скорость роста британского производства начала существенно опережать скорость роста населения. Это обманчиво простое утверждение несет в себе ключ к мировой истории последних двух столетий.

То, что имело место в Британии, не происходило никогда раньше, но, когда это произошло, «оно стало неизбежным, как утрата невинности». Тот факт, что это случилось именно в Британии, объясняется схождением в одном месте многочисленных звеньев исторических причинно-следственных связей, некоторые из которых мы уже упоминали.

1. Важным фактором, сопутствующим росту производительности, является рост скорости, с которой устанавливается оборудование, и, таким образом, поскольку за машины надо платить, скорости капиталовложений. Но это, в свою очередь, требует следующего:

капитал необходимо накопить, и делают это люди, у которых больше денег, чем необходимо для удовлетворения их насущных потребностей, и, таким образом, они могут позволить себе их откладывать;

необходимо развивать банковский механизм до стадии, когда капитал, собранный одними, может быть предоставлен в распоряжение других, для производительного его использования;

кто-то должен быть готов пойти на риск, ссудив свой капитал исходя из разумных ожиданий личных доходов, а другим следует быть готовыми возглавить инновации.

Развитие всех этих факторов в Британии имело место, благодаря столетию, или даже больше, существования стабильного правительства и правовой системы, надежной и неизбирательной, чтобы люди чувствовали уверенность в будущем.

2. Благодаря в основном удобному географическому положению Британии на мировых торговых путях, открытых мореходами шестнадцатого века, а также предприимчивости, с которой эти пути использовались, в Британии получила развитие заморская торговля, сделавшая доступными разнообразные материальные ресурсы и стимулировавшая развитие кредитных и коммерческих институтов. Британия сумела найти новые решения не имевших прецедента проблем. В стране распространился дух инноваций и риска.

3. Вхождение в правительство среднего класса и небольшого сословия сквайров в семнадцатом веке привело к устранению бюрократических преград торговле, связанным с риском операциям и инновациям. Коммерческое мировоззрение проникло в политику в точности так же, как успешные торговцы проникли в ряды аристократов.

4. Сырьевые материалы, остро необходимые на ранних этапах индустриализации, – уголь, железная руда, шерсть и хлопок – либо имелись в достаточном количестве в Британии, либо их было легко ввезти.

5. Научные открытия достигли уровня, когда их можно эффективно использовать в производственных процессах. В первую очередь изобретение парового цилиндра революционизировало процесс снабжения энергией, что сопровождалось резкими изменениями в отношении людей к миру науки. Если веками большинство людей считало физический мир чем-то изолированным от себя, таинственным, непонятным и потому непредсказуемым, теперь они поняли, что в нем действуют доступные пониманию законы, которые можно использовать в своих целях. В этой связи большое значение имели стимулы, которыми внутренний мир и грамотное правительство обеспечили образование и научные исследования. Отметим два наиболее важных применения этого принципа.

Связь, которая существенно увеличила доступность потенциальных рынков (сэр Роберт Пил в 1834 году путешествовал на самой высокой скорости из Рима в Лондон и провел в дороге тринадцать дней, то есть столько же, сколько ему потребовалось шестнадцатью веками раньше; спустя двадцать лет на дорогу у него ушло бы три