Книга 40000 лет назад - Дед Скрипун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, он будет удивлен твоей физической немощи, таких хилых как ты в этом мире нет, не выживают. Но вопросов лишних задавать не будет. Потому как я ему наврал, что ты сильно болел горячкой, потому так и ослаб. Конечно, это вроде как недостойно, обманывать, но я пошел на это не ради себя, а ради дела, потому простительно. Митроха мне верит, и не потому, что обязан жизнью сына, а потому как я никогда лжецом не слыл.
Так вот, когда доберёшься, грамотку, что я тебе дал, ему отдашь. — Федор непроизвольно пощупал себе грудь, где под кожаной рубахой был спрятан берестяной сверток. — Вот видишь сколько тебе еще надо учится. — Вздохнул дед и выпустив струю дыма, продолжил дальше, наставительным тоном, поясняя не заданный, но легко читаемый на лице нашего героя вопрос.
— Ты одним только движением руки выдал, что везешь что-то за пазухой, и то, что потерять это боишься, а истинный богатырь, свои эмоции в узде держит. — Он вновь горько вздохнул. — Ну да ладно. То дело, то, наживное. Главное кровь в тебе правильная.
И еще, очень важно. Нож свой на всеобщее обозрение старайся не выставлять, не нужно это. Сила в нем великая, божественная. Забрать у тебя его не возможно, в чужие руки он не дастся, но вот зависть людскую пробудить может. Не к чему это.
Ну да ладно. Отдохни пока, вижу умаялся ты.
Он вновь лихо развернулся спиной к Федору, и пыхтя паровозом, тихо забубнил какую-то песенку, слов которой не было слышно, покачиваясь в такт плавной поступи гигантской кошки.
Впереди уже виделся солнечный просвет выхода из сумеречного леса. За все время пребывания в далеком суетном, полном на неожиданности, прошлом, у парня наконец появилась возможность спокойно подумать, не отвлекаясь на сыплющиеся в последнее время на его голову приключения и чудеса, шокирующие его юношескую, еще не успевшую загрубеть душу.
Поначалу он загрустил, вспомнив дом и родителей, школу, подругу Ленку и шалопая друга Ваньку, с которым столько всего натворили. Как давно, кажется, все это было. Реальность — сон. Но сколько не щипай себя за руки, он не проходит. Сколько не вздыхай, а все остается по-прежнему: монотонно покачивающаяся спина коротышки-колдуна, и сумрачный лес, медленно проплывающий по сторонам похрустывающей под лапами льва, хвои на тропе.
Только сейчас он, наконец, почувствовал удивительный воздух этого мира. Напоенный ароматами горькой хвои, запахами цветов, меда, и еще чего-то терпкого, незнакомого, но настолько приятного, что появлялось желание вдыхать полной грудью этот густой, переполненный кислородом воздух, который кружил свежестью голову, и выдыхать его, вместе с рвущимся наружу криком.
Как-то постепенно, даже не заметив, как это произошло, Федор отвлекся от тяжелых мыслей, переключившись на рассматривание окружающей его действительности, и прислушивание к монотонной песне деда. Таковы подростки. Они быстро сменяют свои настроения. Издержки возраста. Винить в этом нашего героя бессмысленно.
Выход из жутковатой обители злобной бабки — Ягиры, елового леса, запомнился нашему герою, на всю оставшуюся жизнь.
Восторг, охвативший его в это мгновение, сковал дыхание и даже юное сердце пропустило очередной стук, дав непреднамеренный сбой. Расширившиеся от восторга глаза, пожирали открывшийся пейзаж. Первый раз в своей жизни, парень, выросший в городских кварталах, и выезжающий на природу исключительно под давлением на него, авторитетом отца (ведь данное действие вырывало его из паутины онлайн жизни), увидел истинную красоту мира.
Степь. Резкий контраст с оставшейся за спиной еловой чащи, которая давила своим влажным мраком на плечи, а здесь, словно выросли крылья. Огромное красное солнце медленно опускается к горизонту, наполняя воздух прохладой летнего вечера. Легкий ветер, слегка шевелит, сочную высокую траву, словно волны зеленого бескрайнего океана, в котором пасется в отдалении стадо толи коз, то ли косуль, Федор их не различал, не хватало знаний, а еще чуть дальше и левее — МАМОНТЫ. Их он узнал сразу, их невозможно было не узнать.
Не сказать, что они были такими огромными, как их описывали в учебниках, по размерам они сравнивались с индийским слоном, которого он видел в зоопарке. Но это были Мамонты. С огромными длинными белоснежными бивнями. Рыскающими в траве, в поисках вкусной травки, хоботами, и спускающейся до самой земли коричневой, вьющейся волнами шерстью.
Легендарный зверь с учебника истории, здесь был живым и реальным. Хотя для ехавшего впереди на голове у льва деда, вид реликтового животного, не вызвал вообще никакой реакции. Он был для него обыденностью, такой же как для Федора соседская такса, неприятная злющая псина, вечно пытающаяся укусить за ногу, но такая вся своя и привычная, что внимания на нее не обращаешь.
Справа, окрашенные кровавым, заходящим солнцем и пугающие своей нереальностью, возвышались величественные пики покрытых снегом гор. Черными исполинами возвышались они над ровной поверхностью засыпающей в густеющих сумерках степи, словно являлись очерченной границей для перехода в другой, более суровый мир.
Чувства, которые испытывал наш герой, можно сравнить наверно только с ощущениями человека, распаренного в бане, окунувшегося в ледяную прорубь, и уже там, плавая среди льдинок, постепенно привыкающему, к взорвавшему его чувства, холоду. Это была любовь с первого взгляда.
Их встречал Вул, в образе человека. Он сидел молча, у кучи сложенного в кучу хвороста, приготовленного для костра, рядом с мертвой тушей какого-то небольшого рогатого животного, с разорванной глоткой валяющегося у его ног, и молча ожидал путешественников. При их приближении он встал, и склонил в приветствии голову.
— Я все выполнил. Дух Жизни. — Голос его прозвучал глухо и недовольно.
— Молодец. Ты все хорошо сделал, а за то что не освежевал и не разделал тушу, отдельная благодарность. Надо нашего мальчика к реальности и грязи в этой жизни приучать. — Произнес дед дымом, спрыгивая со льва. — Слезай, приехали уже. — Кивнул он головой в сторону Федора.
Спустится со льва без конфуза у того не получилось. Получилось скатиться кувырком, больно ударившись коленом. Но он стерпел, не ойкнув и даже не поморщившись, стало как-то стыдно показывать свою слабость, за что получил одобрительный кивок колдуна. Тот щелкнув, походя, пальцами, словно зажигалкой, зажег, сорвавшейся искрой с ногтя, костер.
— Разделай тушу лани. — Стрельнул он глазами в сторону Федора.
— Я. — Опешил тот побледнев и сделав шаг назад.
— А кто же еще? Я тебя сюда привез, да и старый уже, обо мне и позаботится не грех, Вул добыл дичь, а ты? Чем ты заслужил ужин? — Хохотнул он, усаживаясь у костра, по турецкий скрестив ноги, и окутываясь дымом. — Докажи,