Книга Кровавое Благодаренье - Валерий Петрович Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раз уж я обращаюсь к Синти, давайте опростимся в обе стороны! Миша. Этого достаточно.
Радиофон смолк на секунду — и речь потекла снова.
— Знаете, Миша… Мы давали взятки, закупали оружие и патроны, всякую электронику, просто чтобы спастись. На меня и моих друзей открыли настоящую охоту! Но теперь у нас в боевой группе — сто пятьдесят парней, прошедших Вьетнам, Эфиопию, Аравию… Так что… Задачу-минимум я решила. Теперь решаю задачу-максимум! Я хочу расколоть эти долбанные Штаты! Взорвать старый мир к такой-то матери, а потом разгрести завалы — и выстроить новый мир! Безопасный и… Ну, пускай не чистый, так хоть умытый!
— Понимаю вас, Синти… — выговорил я вполголоса. — И поддерживаю. Добиться справедливости вам не дадут, пока вы не вернетесь в Белый дом — по праву избранной… Хм… Если к тому времени президентская резиденция вообще уцелеет!
В ухо забился кашляющий смех.
— Да! Да! Это и есть моя цель, но обычным, мирным путем ее не достичь. Ну, что ж… Не хотели по-хорошему, буду действовать по-плохому! И… Спасибо, Миша, что позвонили.
— Не за что, Синти, — сказал я серьезно. — Звоните. Помогу, чем могу. До свиданья и — удачи!
— Bye-bye!
Воскресенье, 31 декабря. День
Москва, улица Малая Бронная
Собрать всех гостей в «красном доме» было бы не лучшей идеей, а пригласить к себе, в закрытый научный городок… Как минимум, неумно. Особенно, если учесть, что Марина и Фернандо — граждане Бразилии. КГБ меня просто не поймет.
Оставалась «недвига» вблизи Пионерских прудов. Все равно тесновато, да хоть пять комнат, на двух уровнях — Иверневой по жребию выпал верхний, а Дворской — нижний. Гостиная и кухня — общие. Васёнок занимается в кабинете, Лея играется в своей комнате наверху. Квартирный ответ!
Правда, я был коварен — минут пять изображал тяжкие раздумья, пока Наташа не воскликнула: «А давайте у нас!»
«А что? — мигом просветлел я. — Это мысль! Марину подселим к Лее, а Фернандо пускай ночует у Васёнка, там, помню, стоит здоровенный, монументальный диван!»
И контрабандная елка, пушистая лесная красавица из заповедника, украсила просторную гостиную. Свежее, с морозца, деревце оттаивало — и распускало восхитительный хвойный дух.
Не скрою, добрых полчаса сидел на старой тахте в стиле кого-то из Людовиков, и любовался. Ель, как будто вписанная в строгий конус, была математически великолепна, до того равномерно, идеально густела хвоя. Но вниманием моим владела не елочка, а те, кто ее наряжал.
Инна и Наташа вешали игрушки на верхние ветки, порой привставая на носочки. Понизу, непринужденно присев на корточки, цепляла шары Лея, а средний уровень украшали Юля и Марина Сильва де Ваз Сетта Баккарин.
Моя старшенькая действительно была похожа на бразильяночку, разве что женское начало лишь пробуждалось у Юлиуса, хоть и весьма явственно, а Марина уже расцвела. Она не поражала мужское воображение роскошеством форм — грудь небольшая, но высокая, похожая на две опрокинутые чаши, а узкая талия не круто, а плавно переливалась в округлость бедер…
— Любуешься? — Рита присела мне под бочок.
— Угу… — отозвался я рассеянно. — Изучаю… Слушай, а тебе не кажется, что вы с Баккарин слишком похожи, чтобы это было случайностью? Причудливо тасуются крови… Нет, вы с ней родня, конечно, еще от мятежного дожа, но вдруг, в каком-то из веков, твой дальний предок влюбился в ведьму? Не сжег на костре, очищая от сил диавольских, а сделал тайной женой?
— … И его дитя понесло в себе половинку генома целителей! — азартно подхватила Рита. — Только в скрытой форме, как у Инки! Да… — она сощурилась, глядя на Марину-Сильву. — Надо на эту красотку Светлану напустить, пусть сравнит ДНК! Ведь и вы с Наташей не просто так нашли друг друга…
— Рит… — вытолкнул я, чуть ежась в душе.
— Нет-нет, Мишечка! — подруга жизни тихонько засмеялась, притискивая меня. — Было время, когда я просто смирилась с вашей… м-м… нежной дружбой. Зато после находила… скажем, весьма приятные бонусы — одно Слияние чего стоит! А сейчас я просто рада. Да ты глянь только, какая прелесть наша Лея!
Теплое слово «наша» сразу на ум пошло…
— Ну-у… — затянул я, благодушествуя. — Даже если всё сложится у Василия Михайловича и Марины Фернандовны… Хм… А если у их ребенка… та самая латентная форма перейдет в явную, как у Наташи? — и воскликнул тихонько, приглушая голос: — Ой, давай не будем гадать! А то зарядимся беспокойством на годы вперед!
— Давай! — со смешком согласилась Рита.
Тут Марина Сильва рывком обернулась, словно почуяв, о ком мы судачим, и обворожительно улыбнулась.
— Мигел! — воззвала она, протягивая мне красную пластмассовую звезду. — Нат-цепите, пор фавор! Поз-залуста!
Лея захихикала.
— Надо говор-рить: «Пожалуйста!»
— Пож-жалуста! — старательно выговорила Баккарин.
Я улыбнулся обеим сеньоритам, и полез на стул — иначе мне до верхушки елки не дотянуться…
* * *Марина Сильва, вообще-то, звалась Мореной, но все наши, включая саму бразильяночку, привыкли звать ее «с русским уклоном». Вообще, красотка оказалась и умницей, к тому же упорной — пока Васёнок зубрил португальский, она постигала русскую речь. Девушка шесть лет подряд приезжала в Советский Союз встречать Новый год. Пока ее сверстницы томились в ожидании карнавала, Марина торопила время, мечтая снова увидеть заснеженную Москву, и Деда Мороза со Снегурочкой, и «Базилиу».
И во все эти зимы она прилетала либо с матерью, либо с дядей, Иваном Сетта, тоже артистом, как и его сестра. А когда я вчера встречал Марину в Шереметьево, у меня — Рита не даст соврать — вырвалось: «Ну, наконец-то!»
Юная красавица из страны, где много-много диких обезьян, прибыла с отцом — мелковатым, черным и очень подвижным.
Баккарин-старший выглядел настолько по-домашнему, по-свойски, что я поневоле