Книга Куда он денется с подводной лодки - Наталья Труш

* * *

Илья выволок на свет божий пачку бумаги, перечитал написанное накануне, заметил досадную ошибку в слове «расказ», скомкал лист и отправил его в печь. Посидел у открытой дверцы, посмотрел, как на красных угольях корчится исписанный рваным мальчишеским почерком лист бумаги, как темнеют и обугливаются его края, дождался, когда вспыхнет бумажный комок, прикрыл дверцу и сел за стол перед новым чистым листом.

Он так и не мог понять, зачем ему все это нужно? Детям оставить после себя? Может быть. Хотя сыновья, ни один, ни другой, по стопам отца не пошли. Старший – Андрей – увлекся фотографией и после каких-то несерьезных курсов устроился на работу в газету. Баринов пофыркал немного, но потом остыл – фотография так фотография. Помог купить сыну хорошую аппаратуру и даже следил за его успехами в этом деле. Сын показывал отцу то, что снимал для газеты, и они иногда до хрипоты спорили, что будет лучше смотреться на полосе.

О втором сыне и его учебе долгое время речь вообще не шла. Какая там учеба, если он не вылезал из болячек. Но они с женой костьми готовы были лечь, чтобы мальца на ноги поставить. И поставили. Даже учиться смог младшенький Алешка. Правда, учеба была в основном домашняя. Спасибо, появилось такое чудо, как компьютер, и у парня проснулся интерес к учебе. А потом работу ему нашли, тоже за компьютером.

Все понимал Баринов – у каждого в жизни своя дорога. Он вот по батиным стопам пошел, и не жалеет. Хоть и пришлось с морем расстаться. А его пацаны другую стезю выбрали. Пусть так будет. Правда, батя за сыновний выбор его в сто этажей покрыл отборным морским матом. И любовь свою дедову отдал другим внукам – детям младшего брата Ильи – Ивана.

На батю Илья зла не держал. Хотя... Был момент, который не мог простить отцу и матери, да дело прошлое. Что ворошить... К его сегодняшнему состоянию это отношения не имеет.

* * *

«Для меня лично дорога на флот началась с рассказов отца, военно-морского офицера, подводника, путь которого я почти повторил», – написал первое предложение Баринов. И оно ему понравилось! Легко написалось. Сразу как-то в голове прояснилось, что и как надо писать, и главное – зачем! Да для себя! Прежде всего – для себя. Сегодня дети молоды, им не надо ничего. А придет момент, захотят про жизнь его родительскую узнать – вот и прочитают. И, окрыленный этим внезапно найденным решением, Баринов уверенно застрочил своим рваным, пацанским почерком.

* * *

«Куда идти после школы – такого вопроса для меня не было. Только на флот и обязательно на подводные лодки. Училище выбрал тоже не случайно: отецего в свое время закончил. Так я попал в «систему». «Системой» называют все военно-морские училища. Почему? Да очень даже просто. Там разработана и действует система перековки пацана в офицера. И сбоев эта система в своей истории не знала. Всех перековывала, и я не был исключением.

Первый курс под названием «Без вины виноватый» запомнился бесконечной уборкой территории, борьбой со снегом и одуванчиками. Ага! С этими милыми желтенькими цветочками мы вели жесточайшую борьбу, чтоб не росли где попало!

Зарплата восемь рублей тридцать копеек в месяц и постоянное чувство голода – вот что такое первый курс «системы». Увольнения по субботам и воскресеньям с условием, что нет «долгов» по учебе. Ну а если есть, будь добр, сиди в субботу и учись. И не чешись!»

* * *

Баринов почесал за ухом. «Не чешись» – можно писать или нет? Не слишком вольно? И поймал хвостик мысли: «Да кому какое дело, как пишу? Главное – правдиво!» А то приходилось ему иных подводников читать. Пишут так: мол, «плавали – знаем», а на самом деле и моря в глаза не видывали.

* * *

«В общем, первый курс – это выживание. Зато, если выжил, прошел «естественный отбор», дальше уже проще. Долгов по общим дисциплинам как блох на собаке, плюс караулы и наряды и никаких тебе увольнений в город. Но если и его перевалил благополучно и попал на третий курс, который в «системе» иначе,чем «Веселые ребята», не зовется, ты, считай, выплыл. Зарплата пятнадцать рублей восемьдесят копеек, а это уже о-го-го! Три увольнения в неделю, общевузовские дисциплины позади, есть опыт освоения «системы». Тут можно и о любви поговорить».

* * *

О любви Баринову было что вспомнить. Девахи тогда табунами за моряками бегали. Еще бы! Клеша несусветные тротуары подметают, «беска» на затылке как влитая сидит. Весь третий курс по весне как с цепи срывается – и в загул. Благо далеко и ходить не надо было: общага сельхозинститута прямо через дорогу.

Многие тогда определились со своими невестами из этого института. Как раз и курс четвертый подвалил, на котором курсанты «женихами» – не иначе! – называются.

Тут Баринов сделал паузу. Чайку крутого с горкой налил себе из бухтевшего на плите чайника. Вот хоть убей, а это время до сих пор больно вспоминать. Была любовь у него. Но не из общаги, где девиц каждый курсант знал. («И не только в лицо, хм...» – вспомнил Баринов.) Ладно, что вспоминать. Была и была. У кого такой любви не было, чтоб и через годы голова кругом, и в сердце будто иголка застряла?

* * *

«Потом выпуск был. Весна, ночи белые. И традиция незыблемая морская: в парке у статуи Геракла надраили пастой гойя мужскую гордость». Тут Баринов хихикнул, вспомнив, как дежурный милиционер специально за угол завернул, увидев, как они белой выпускной ночью к герою греческой мифологии с непристойным предложением подступились. А Геракл... Он же отказаться не мог, потому как памятник. Безмолвствовал Геракл. Опять же – традиция. Грех ломать.

У Илюши Баринова к этому времени тоже барышня появилась. «Симпотная!» – похвалили пацаны. А у Ильи сердце при виде ее совсем не екало, другая по ночам снилась. Но эта, Аллочка, была покладиста и мила. Немного царапнуло Илью, что в первый же вечер их знакомства она очень подробно расспрашивала о семье, о квартире, о планах на будущее. И все самое тайное, что происходит между мужчиной и женщиной, у них произошло слишком уж скоропостижно. Цена этой «добычи» была не высока: два букета цветов и скромное отмечание знакомства в кафешке с шампанским и мороженым.

Они оказались в какой-то незнакомой квартире, где все произошло быстро, без особых уговоров и капризов. Весьма порадовало Баринова то, что он оказался первым мужчиной у Аллочки. Был в этом какой-то ему одному понятный знак, наполненный особым смыслом. «Мужик-победитель» – примерно так думал о себе.

Правда, с той самой победной минуты Аллочка изменилась до неузнаваемости. Она бесконечно ныла о потере драгоценной девственности, сокрушалась, кто теперь ее такую замуж возьмет.

Баринову сначала это нытье понравилось – переживает! А потом слегка поднадоело: меры Аллочка явно не знала.

И еще одна неприятность приключилась после его мужского триумфа: Аллочка больше ни в какую не соглашалась ни на какие интимные встречи. Отговорок было море, как в том анекдоте. И это только разжигало Баринова. Вот поэтому и решился он на скоропостижную женитьбу легко и быстро. Во-первых, семья – это легализация интимной жизни. Во-вторых, к месту службы ехать одному нельзя: там с невестами полный облом. В-третьих, и это было самое главное, уж очень хотелось ему насолить собственным родителям. Аккуратно так, без скандалов и нервов. «Хотели принцессу мне в жены, а я вам простолюдиночку приведу. И попробуйте что-то вякнуть. Вякнули уже однажды, что не по чину подружки мои высокопоставленным родителям...» – злорадно, что совсем было ему не свойственно, думал будущий моряк-подводник Илья Александрович Баринов.