Книга Инженер и Апокалипсис - vagabond

Смерть ушла далеко на задний план, оставшись где-то вдалеке, опозоренная и осмеянная. Враждебность вокруг утихла, и о ней так и вовсе не вспоминали. Воцарился лишь приятный покой, которого не видал и жаждали уже несколько часов. Будто дома, на кровати, с подушкой. Измученный потихоньку приходил себя; на лице разглаживались тусклые морщины, появившиеся вследствие постоянной усталости, бледность сходила на нет, возвращая привычный здоровый вид. Становился свежее и ярче, словно цветы во время весеннего пиршества солнца, прекращая сливаться с гиблой реальностью. Сны проносились самые разнообразные, несущие в себе поразительную, греющую душу размеренность; в грезах не было ни капли страданий, неприятностей или кошмара; лишь чистая природа, не оскверненная грубыми людскими руками, живой ветер, развевающий непослушные волосы и нежно-голубое небо, вздымающиеся ввысь пушистые облака. С детской невинностью хотелось окунуться в них и улететь как можно дальше от пробуждения, реальности, поджидающей, как кровожадный убийца из дальнего угла. Хотелось жить, чтобы хотя бы почаще созерцать такие сны, наполненные примитивными, но родными сердцу вещами.

Тягостная реальность вновь захлестнула меня, надоевшая собственным существованием. Большую часть ненужных вещей оставил в той же комнате, не планируя возвращаться. В глубине сознания нашептывала интуиция, что почему-то это было последней возможностью нормально поспать. Возможно, ощущение бодрости застыло в теле и не из-за сладкого, долгого отдыха. Оно являлось ликованием организма, предвкушающего долгожданное избавление. Эта мысль врезалась в ноющую голову. До сих пор болит.

Плесневелая тьма вновь слепила глаза, омывая своими лучами всё, до чего могло дотянуться. Снова направился к пустующей площадке под возобновившийся звон и гогот полупрозрачных шатких стен, готовых рухнуть на голову в любой момент. Трудно сказать, были ли эти звуки плодом галлюцинаций или же раздавались на самом деле, жалким образом имитируя жизнь. Местечко теперь возвышался над головой. Величественный, неповторимый, но вместе с этим вызывающий жестокое омерзение. От него и от статуй отцам невыговариваемых вслух естественных наук веяло тревогой, будто изображенные на них тотчас оживут и бросятся следом, но движения не происходило. Второе место по расположенности внушало чуть больше доверия, чем первое. Подойдя к назначенному участку, с надеждой прильнул к полу и постучал по ней несколько раз; не раздалось ни намека на свободное пространство внутри.

Чем дальше простирались коридоры первого яруса, тем в них становилось холоднее. На полу появились огромные провалы, из которых веяло сыростью и смрадом, а в переходах с подвесными мостиками легко можно было заблудиться. Эти островки сомнительной поверхности были абсолютно одинаковыми, как и неровные стены, от которых многократно отражались, завихряясь, чей-то вой и хлопанье крыльев других обитателей. В итоге, шедший полной уверенностью в выбранном направлении, встретился со стеной, уходящей далеко в обе стороны без единого просвета, и вынужден был повернуть назад. Считал про себя все повороты, что делал, начиная от первой статуи, но идти приходилось быстро, дабы не мерзнуть и экономить энергию, и в какой-то момент все-таки сбился, — очередной проход между отвесами завел в тупик.

Ссутулился, обхватив себя руками, и с более, чем обычно, мрачным лицом разглядывала глубокую расселину, наполовину скрытую светящейся колонной. Это место странным образом казалось одновременно опасным и безопасным, чувствовал себя загнанным — и надежно укрытым, и уже готов был предложить остановиться здесь ненадолго, но надо обязательно продолжать свой путь.

Как это вообще получилось, неплохо же овладел навыками ориентирования в учебке? Но ответ на свой вопрос настиг меня моментально: нас учили ориентироваться по небесным светилам, звукам и запахам, что приносит ветер, по растениям и звериным тропам. И что из этого здесь есть и может мне помочь? Ни-че-го.

Энергетическая лампа вскоре потухла, сделав серые коридоры еще темнее и безвременнее. Длинные невидимые руки промозглой сырости проникли в расселину, стремились опутать, вынуждая подобраться и сжаться посильнее. Последовал по примеру старой памяти, обняв согнутые колени, и вдруг метнулся тревожным взглядом в пустоту, раздумывая дальнейший план действий.

Облизывая иссохшие губы, встаю на ноги, иду дальше.

Устало поднимаю взгляд от потрескавшейся пыльной мостовой, выделанной кровью, и останавливаюсь. Смотрю на яму, находящуюся передо мной и простирающуюся по всей ширине тропы, делаю небольшой шаг вперёд, дабы была возможность заглянуть туда, оценить глубину или хотя бы убедиться в том, что дна не видать.

Всматриваюсь в бездну; грунт по краям неестественно-синий. Хотя кто знает, что для этих мест естественно, а что нет? Было бы всё таким же, попади, например, до происшествия на станции? Возможно, внешний вид самого места кардинально изменился из-за отрешенности обывателей от остального, человеческого мира. Замечаю небольшой выступ, но никак не могу определить расстояние до него. Возможно, это игры разума, а может, зрение начало подводить… спустя столько лет насилия надо мной в виде чтения сутками напролёт и медицинского энциклопедиата, к слову, часто в темноте, что явно не способствовало здоровью моих глаз.

Ступаю ещё ближе к краю, выставляя в сторону и вторую руку, чтобы удобнее было держать равновесие. Меньше всего хотелось провалиться вниз, туда, в неизведанную глубь.

Резко в прямую спину прилетает чья-то ладонь, и мигом теряю равновесие, а в глазах темнеет. Крепкие ноги нелепо шатаются, пытаясь сбалансировать, и, всё-таки не выдержав, соскальзываю с краю. Сердце замирает. Пару секунд омываюсь застоявшимся воздухом с ног до головы, перед глазами