Книга «Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой» - Сергей Николаевич Зеленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, пронесло:
— Поняла, про что ты! Да, согласна: найти общий язык с детьми учёных — им будет проще, чем с нашими ульяновцами.
Кроме того, «посёлок педологов» должен иметь свои — сугубо специфические атрибуты: молочная кухня, медицинский пункт с акушером-гинекологом и врачом-педиатром, детская спортплощадка для каждого возраста…
— И главное — лаборатория, сотрудники которой должны не отвлекаясь ни на что, вести наблюдение за экспериментом — с контрольными записями, фото- и даже кино- документированием.
Засиделись допоздна, опростали ещё один самовар и слопали весь кусковой сахар в доме — пока обсуждали всякие мелкие, но очень важные подробности.
Перед уходом, Катя слегка покраснев, водит пальчиком по генплану:
— Серафим! А в каком домике будем жить мы с Фридрихом?
Тот, бедолага — закашлялся последним куском сахара и хлопая его по спине, я одновременно округлил очи:
— «Жить»⁈ А вы с Феденькой, будете жить там — где жили: в этом посёлке для вас предусматривается лишь рабочее место — педологическая лаборатория. И на работу будете добираться рейсовой «мотыгой». Ведь вы оба не участники эксперимента — а всего лишь его руководители.
Переглянулись после моих слов и, в этот раз — пунцово покраснели уже оба…
По-моему, он уже готовы к зачатию собственного ребёнка!
* * *
Ну, что сказать?
Что из этой затеи получится — пока не знаю. У «реальных» Никитиных в результате выросли вполне нормальные дети, хотя и не хватающие звёзд с неба — просто немного более умственно и физически развитые, чем их сверстники. Вот и с этими, думаю — в самом скромном случае, произойдёт то же самое.
Рисунок 3. Класс советской школы 20-х годов.
Уверен только в одном: из-за всяческих «экспериментов» с образованием и общего бардака в стране, мы в 20-е годы имели потерянное поколение. И если верны слова Отто Бисмарка «Войну выигрывает школьный учитель», то разгромное лето 1941 года — лежит в том числе и, на совести советских чинуш от педагогики[1].
Кто-то мне возразит: а как же «Ликбез»?
Увы, но обучить уже взрослого человека читать по слогам и кое-как писать — это не значит сделать его грамотным, имеющим хотя бы начальное образование. И собака, которую два зоофила-извращенца из произведения Михаила Булгакова превратили в кошкодава Шарикова — тоже умела читать вывески, хотя и шиворот-навыворот.
А вот обыкновенного наводчика артиллерийского орудия, например, из среднего представителя поколения 20-х годов — не сделаешь!
Для этого нужны знания математики — хотя бы в объёме восьмилетней школы. От того-то, это весьма заметное в военно-мемуарной литературе стремление наших артиллеристов — по любому поводу выкатить орудия и стрелять по ворогу прямой наводкой. Стрельба с закрытых позиций требует достаточно сложных расчётов.
Я отнюдь не хочу сказать, что до 1917 года — в российских гимназиях да реальных училищах сплошь и рядом «хрустели французской булкой». Отнюдь нет: иначе бы не произошло то — что произошло.
Но, вот потом — после Великого Февраля с Октябрём…
Вообще бЯда!
Намерения большевиков по части образования — были бы вроде благими и, никто не мог тогда подумать — что ими уже выстлана дорога прямиком в ад!
Взамен царских гимназий в1918 году была создана «Единая трудовая школа» (ЕТШ) и, по новому советскому закону — отменившему знаменитый «Указ о кухаркиных детях», все без исключения дети с 8 до 17 лет были обязаны учиться. «ЕТШ» состояла из двух ступеней — четырехлетнего начального и пятилетнего среднего образования…
Пока всё ровно, да⁈
Однако вместо прежнего сословного неравенства — тут же возникло новое: теперь при нехватке мест в школе первой ступени — преимущество отдавали детям рабочих, в школу же второй ступени и вовсе — могли поступить только они. У детей так называемых «лишенцев» — представителей «нетрудовых» классов, вообще не было возможности получить образование официальным порядков, в случае же домашнего образования — им отказывались выдавать государственный аттестат. Пролетарское государство (которым, управляли вовсе не пролетарии), тем не менее, с настойчивостью и последовательностью достойными лучшего применения — требовало увеличить процент рабоче-крестьянских детей среди школьников и, в классах производили регулярные чистки от «враждебных» элементов.
Школ не хватало, финансирования образования — тем более и, школу первой ступени смогло закончить лишь половина детей, а второй — не более шести процентов. Чтоб исправить положение, в 23-ем году большевики «включили заднюю» — была введена плата за образование.
Однако и здесь, сцука, неравенство!
При средней зарплате пролетария в сорок рублей в месяц, за учебное полугодие надо было отдать пять, а представителям «эксплуататорских профессий» — от пятидесяти до ста.
Каково было ребёнку чувствовать себя человеком второго сорта⁈
Впрочем, не помогло: большинство школ — особенно сельских, представляли собой развалины с заколоченными досками окнами, где учитель пишет на стене мелом, ученики жмутся к друг другу от холода — сидя на полу вместо парт и, выводят вслед за ним на полях газет — вместо тетрадей, каким-нибудь свекольным соком — вместо чернил: «Религия — дурман, долой попов!».
«Гладко» пишущие грозные законы да постановления, марксистские ортодоксы из большевистского руководства, не учитывали кое-какие «овраги» — глубиной с Мариинскую впадину: у большинства детей из простонародья — не было ни стимулов хорошо учиться, ни жилищно-бытовых условий — хоть для какой-то учёбы.
Крестьяне, вообще неохотно отдавали на обучение детей сроком дольше двух лет — не желая лишаться пары хоть и детских, но рабочих рук. Городские ребята и девчата тоже активно помогали взрослым по хозяйству — ведь по бытовым условиям, большинство городского жилья от деревенского — отличались совсем немногим. Когда же появлялось свободное время — подростки предпочитали праздно шататься, играть или сидеть в кино.
«Жилищный вопрос» испортил не только москвичей и, «портить» — он начинал с самых младых ногтей…
У подавляющего большинства школьников в эти времена, под родительской крышей не было условий для выполнения домашнего задания.
Да, что там — не было места, чтоб уединиться!
До всеми проклинаемых в постсоветское время «хрущёвок», или даже сталинских «коммуналок» — было ещё очень далеко и, большинство семей горожан — существовало «по углам», где на живого человека приходилось не более четырёх метров «жизненного пространства». Мало того, больше половины детей делили спальное место со взрослыми… Теснота и понимание безысходности способствовало «сближению» поколений: молодёжь эпохи НЭПа с самого раннего возраста — с 10–12 лет начинала пить, курить и заниматься
