Книга Будда - Александр Николаевич Сенкевич

разных странах на протяжении истории человечества в своих страстях и жажде безостановочно потреблять, потреблять и потреблять все, что душа пожелает, мало чем отличаются друг от друга. Не уступают им в подобных развлечениях и некоторые духовные особы. В Индии это были охочие до шумных зрелищ и массовых сборищ жрецы при могущественных правителях.

И все-таки существует настоящее неиссякаемое и вечное богатство, которое вот уже много веков привлекает к Индии людей из других стран, — ее литература. В ней древнейшими считаются Веды, а также памятники поздневедийской эпохи Брахманы, своеобразные комментарии к Ведам, объясняющие ритуал жертвоприношения с помощью умозрительных построений. Затем идут мистические тексты Араньяки, или Лесные книги, описывающие ритуальные практики. И, наконец, нельзя обойти вниманием упанишады (санскр. — сидеть возле [наставника]), трактаты религиозного характера, примыкающие к Ведам и объясняющие их тайный внутренний смысл. На эти литературно-философские памятники я ссылался в начале этой книги. От древнеиндийских брахманов для подобной комментаторской работы требовались серьезные умственные усилия и соответствующие знания. И все же превзойти самих себя им не удавалось. Время самопознания и размышлений в потоке повседневной жизни еще не наступило. Даже в самой поэтической из Вед — в Ригведе, на что обращает внимание В. К. Шохин, отсутствуют «хотя бы отдаленные признаки теоретической рефлексии над проблемами и понятиями бытия и целей и ценностей человеческого существования»[46].

Опека жрецов помещала человека в узилище навязанных ими предубеждений и предрассудков. Карен Армстронг обращает внимание на исчерпанность ведийской веры и появление тайного учения упанишад. Британская исследовательница нисколько не преувеличивает, заявляя, что идея упанишад о тождественности сущности человека высшей сущности Вселенной нашла в сознании Сиддхартхи Гаутамы мощный отклик[47].

Упанишады были обобщающим результатом «аскезы», раздумий, аналитических дискуссий и медитативных практик мудрецов-риши. Они представляли собой учения, доступные лишь «избранным» — образованным, подготовленным слушателям. Упанишады объединяют достаточно много произведений в форме диалогов, завершающих и осмысливающих канонический свод Вед. Из них Брихадараньяка, Чхандогья, Айтарея, Кена относятся к древнейшим, написанным в VII–VI веках до н. э. Других же, чуть-чуть или значительно моложе, наберется не более двух десятков.

Появление подобных произведений объясняется просто. Смысл мифологического языка Вед был изрядно подзабыт. Он нуждался в восстановлении — этому и способствовали упанишады[48].

Обратимся к книге Артура Л. Бэшема (1914–1986) «Цивилизация Древней Индии»: «В Индии VII–VI вв. до н. э. интеллектуальная жизнь развивалась так бурно и плодотворно, как стремительно разрастаются джунгли после муссона. Распространителями этих учений, даже материалистических и скептических, почти всегда были аскеты, хотя свидетельства той эпохи подтверждают интерес царей к новым учениям. Джанака из Видехи и Аджаташатру из Каши (Варанаси) были самыми знаменитыми царями-философами. Оба жили, вероятно, в VII в. до н. э. Лесные отшельники, ванапрастха, в гораздо меньшей степени отходят от ортодоксальной ведической религии, чем бродячие аскеты — паривраджака, распространявшие широчайший спектр учений; но в основном именно они сформировали и распространили тексты упанишад»[49].

Тут необходимо сделать некоторые пояснения по поводу употребляемых мною терминов и понятий. Таких, например, как ведийская цивилизация, брахманизм, индуизм, буддизм и т. п. В сущности, все они условны, введены в широкий обиход западными индологами или теософами и в самых общих, формальных чертах дают представление о происхождении, содержании и развитии религиозных взглядов в Индии. К тому же не следует забывать о нашей соотечественнице, основоположнице теософии Елене Петровне Блаватской (1831–1891), а также индийце Нарендранахе Датте, получившем в западном мире широкую известность под именем Свами Вивекананды (1863–1902). Именно они сыграли значительную роль в появлении некоторых терминов и возникновении на Западе страстного интереса к мудрости Древней Индии. Блаватская одной из первых внесла свою лепту в широкое распространение буддийских идей на Западе. Недаром сотнями миллионов иностранцев Индия воспринимается прежде всего как страна Будды[50].

Благодаря деятельности основанного Е. П. Блаватской в Нью-Йорке Теософического общества и триумфального четырехгодичного турне по Америке и Англии Свами Вивекананды, начавшегося в 1893 году с его выступления на Всемирном парламенте религии в Чикаго, древнеиндийская духовность приобрела мгновенную всемирную и заслуженную славу.

Новые религиозные представления, легшие в основу брахманизма, эволюционировали в религию санатана дхарма (санскр. вечная религия, вечный путь, вечный закон; этот термин ввели в обиход англичане в XIX веке), в индуизм{1}, который опирается также на авторитет Вед, однако в нем на первый план выходят три верховных божества, составляющие божественную триаду — тримурти: Брахма — творец Вселенной, Шива, олицетворяющий одновременно разрушительное и созидательное начала, и Вишну, выполняющий функцию охранителя мироздания. Количество сект и направлений в рамках индуизма огромно. По образному высказыванию Артура Л. Бэшема, «брахманизм соотносится с индуизмом так же, как иудаизм Храма и жертвоприношений с последующим иудаизмом синагоги»[51].

Четырьмя духовными скрепами нового вероучения стали такие понятия, как дхарма, карма, сансара и мокша. Впервые закон воздаяния, — закон кармы, а также вызванное им представление о сансаре — круге бесконечных телесно-ментальных перевоплощений — и о возможном из него выходе, то есть мокше, были сформулированы в Брихадараньяке-упанишаде, Чхандогья-упанишаде и Тайттирия-упанишаде[52].

В этих текстах содержалось утверждение о причинно-следственной связи между поведением, мыслями, действиями человека в настоящем и тем, кем он, умерев и родившись снова, обязательно станет в будущем. Идея кармы дожила до нашей эпохи. Она существует в сознании огромного количества людей не только в Индии. В странах христианской культуры эта идея трансформировалась в мысль о воздаянии — в неминуемое наказание за совершенные злодейские поступки. В современном обществе укрепилась вера в закон высшей справедливости. Зло возвращается даже не к тому человеку, от которого исходило, а к его потомкам.

Дхарма (на языке пали дхамма) — в ее современной неоиндуистской трактовке, заимствованной у западных индологов, — универсальный и всеобъемлющий закон бытия. Слово дхарма происходит от санскритского корня дхар — держать. В повседневном употреблении это понятие обозначает целый свод норм и правил, регламентирующих поведение человека в обществе и в отношениях с богами. Вообще-то точный русский эквивалент для слова дхарма найти невозможно. Его буквальный перевод — то, что поддерживает или удерживает.

Профессор Ростислав Борисович Рыбаков обладал незаурядной эрудицией и редкой для большинства индологов способностью просто и доходчиво говорить о сложных вещах. Он обратил внимание на отсутствие в сознании индусов понятия «религия» в том значении, как его толкуют на Западе: «Когда мы говорим об Индии или индуизме, любое категорическое утверждение может быть опровергнуто. Слово „религия“ мы найдем едва ли не на каждой странице выходящих в Индии книг и газет. И разве храмы, жрецы, изображения богов, ритуалы, паломничества, песнопения не свидетельствуют о том, что индуизм — это именно религия (в нашем, традиционном понимании этого слова)?

Несомненно, индуизм — это религия. Но не только. Образ жизни? Да, конечно — но не только. Философия? Вне всякого сомнения. Но,