Книга Смута. Том 2 - Ник Перумов

могли тогда шастать туда-сюда настолько свободно, как ты.

– Да я вовсе не шастаю! – запротестовала Юлька.

– Мы с Николаем Михайловичем никогда не бывали в другом потоке. Потому что хоть и открыли методы возвращения, хоть и отработали их, но риск всё равно оставался.

– Какой? – Юлька не отставала.

– У самого первого из наших путешественников, когда он возвращался обратно, не выдержало сердце, – сухо сказала бабушка. – А потом и у второго. Это едва не поставило крест на всём проекте.

Юлька мгновенно устыдилась.

– Но как же тогда… вы же мне сказали…

– Милая, – бабушка ласково погладила Юльку по волосам, – потом мы, конечно, научились. Ну, и посланцев старались отбирать поздоровее, без кардиологических проблем. А ты – ты, дорогая, это совсем другое дело. Машина ломает, крушит, рвёт… продирается через – или сквозь – эфир (оставим это название), словно ледокол через матёрые льды, волочит тебя за собой, и чем ты старше, тем труднее, особенно когда ты возвращаешься. А ты… ты проскальзываешь, прокалываешь, как иголка, и нитка за тобой тянется. Вот ты же просто взяла Игорька за руку – и он за тобой отправился. Мальчики чуть бумаги не сгрызли, разбирая записи приборов: они были совершенно не такими, не как при обычной отправке. Так что ты, дорогая, и впрямь «чувствующая». Открывающая пути. Ты та, кто берёт за руку и ведёт… вот и я надеюсь, что ты сможешь нас с Николаем Михайловичем провести, пусть и ненадолго.

– Ничего себе «ненадолго»! Мы-то сколько там просидели!..

– А тут прошли считаные секунды. Полминуты. Так что ты понимаешь, дорогая, что это для нас будет значить.

Юлька кивнула. Она понимала.

– Ну, чего ещё спросить хочешь, неугомонная ты моя?

– А как же такую огромную машину там соорудили?

– Блоки собирали здесь, понемногу туда перебрасывали; я тебе ещё не говорила, но ограничения на «мёртвую материю» при переносе существуют, и весьма значительные. Арсенал современного оружия ты с собой не потащишь. Кстати, твои подвиги навели нас на мысль, что именно тонкие структуры мозга, ответственные за взаимодействие с эфиром, как раз и обеспечивают перенос; а тащить на себе мёртвый груз – это как человеку рюкзак.

А в корпусе Илья Андреевич вообще сразу зарекомендовал себя как чудак. Вот как с поиском тех же подземных ходов, о которых и кадеты, и вы с Игорьком нам рассказывали. Тогда многие чудачества прощались. Даже поощрялись, что ли. «Есть о чём порассказать» на корпусном празднике.

Так что, милая моя Юленька, всё, с одной стороны, сложно, а с другой – всё просто. Мы хотели изменить прошлое… и наше, которое уже случилось, и то, которое сделалось бы будущим для потока наших замечательных кадетов. Их будущее, очень надеюсь, станет лучше нашего прошлого… а вот наше настоящее… –   бабушка покачала головой. – Мы ждём. Потому что если кадеты выполнили то, о чём мы их просили, если им удалось уничтожить верхушку революционеров… не вздрагивай, милая, à la guerre comme à la guerre, то октябрьского переворота уже не могло случиться или большевиков бы задавили в самом начале. Во всяком случае, некому было бы отдать приказ об убийстве царской семьи.

– Значит, будем ждать?

– Не только, милая, не только. Ты будешь учиться искать пути.

И Юлька действительно училась.

Примчавшись из школы и наскоро поев, они с Игорьком неслись в институт к Николаю Михайловичу, где и начиналась настоящая жизнь. Включалась машина, аккуратно повышалась её мощность, теперь сделанная регулируемой; Паша, Миша и Стас нависали над верньерами и циферблатами; Юлька натягивала на глаза плотную маску из чёрного шёлка и словно ныряла в золотистое море.

Это было как полёт в волшебном лесу через сплетения призрачно-золотистых ветвей. Они скрещивались, переплетались, перетекали одна в другую, пребывая в постоянном движении, а Юлька отыскивала дорогу, ныряла в тёмные пространства меж ними, ловко уворачивалась от внезапно поднимающихся сияющих столбов, избегала внезапно тянущих куда-то в сторону вихрей, кружений, так похожих на водовороты; иногда ей начинало казаться, что она словно мчится над широкой золотистой рекой, заключённой в берега темноты, но темноты не мрачной и не страшной.

Страшно было другое.

Страшными оказывались слепяще-белые воронки, где Юлька ощущала внезапные головокружения, где её начинало словно тянуть на «дно», чем бы тут это «дно» ни оказалось. Попадались и места, где это «белое» начинало литься сверху, словно гибельный водопад; приходилось уворачиваться, однако Юлька не боялась. Наоборот, её охватывал самый настоящий азарт – она должна добраться до той золотой реки! Вот просто обязана, и всё.

Всё это она проделывала, полулёжа в кресле, очень похожем на зубоврачебное, – вся опутанная проводами, с электродами на лбу, на висках, на затылке, даже на запястьях. Щиколотки и талию охватывали мягкие кожаные ремни – Юлька сама не стремилась проваливаться сейчас в другой поток. Важно было именно отыскать путь, а не слепо броситься в омут.

Иногда ей казалось, что золотистая мелкая пыль, мелькающая, словно мошкара, вокруг протянувшихся в бесконечность ветвей, складывается в знакомые лица александровских кадетов, Ирины Ивановны и Константина Сергеевича; Юлька пыталась их окликнуть, позвать, но голос её тонул в золотистых сплетениях, слова не достигали цели.

А потом она получала команду вернуться. Игорёк брал её за руку (ужасно смущаясь при этом), и её, лежавшую с завязанными глазами, вдруг начинало тянуть обратно. Погружаясь глубоко в своё странствие, Юлька переставала слышать обычные голоса.

Профессор, Мария Владимировна и все трое учеников Николая Михайловича были очень довольны.

– Связь тонких структур с эфиром – несомненна! – Стас размахивал исчерканными листами, рядом валялись ленты самописцев. – Пики резонанса… здесь, здесь и здесь, самомодуляция Источником – несомненна также! Она нашаривает путь, Эн-Эм, видите?

– Вижу, вижу, – ворчал профессор. – А вы, дорогой мой, позабыли, что резонансы эти как раз и обозначают возникающее взаимодействие с эфиром, то есть наша несравненная Юлия не просто нашаривает путь, она его создаёт. Прокладывает.

– Везение, конечно, невероятное, – заметил на это Миша. – Идти по улице, нагнуться и подобрать бриллиант на сто карат. Или на двести.

– Теория притяжения подобий, – вскользь уронила Мария Владимировна, и Юлька тотчас пристала ко всем с расспросами.

– Если совсем грубо, то есть абсолютное предположение, что наши манипуляции с эфиром – или той субстанцией, что делает возможными перемещения между потоками, – притягивают тех, у кого структуры мозга в силу наследственности или ещё чего-то имеют сродство к взаимодействию с ним. Мы возимся с эфиром уже не один год, и… скажи, вы давно ведь живёте на Куйбышева?

– Мы переехали, когда… когда папа ушёл. – Юлька потупилась.

– Всё это, конечно, очень смутно и приблизительно, – поднял