Книга Охота на вампиров - Елена Валентиновна Топильская

на работе. Прихватив с собой Георгия Георгиевича, покорного судьбе, я таскалась по коридорам морга, заглядывая в каждую секционную, посмотрела даже в холодильнике, под скептической ухмылкой санитара Валеры, но злосчастный криминалист как в воду канул.

И вот, как раз в тот момент, когда мне надоело мотаться взад-вперед, то и дело натыкаясь на каталки с новопреставившимися, осевшими, как в чистилище, между внешним миром и секционными, я поскользнулась на кафельном полу и налетела на одну из стоящих вдоль стены каталок. Если бы меня не придержал за руку Георгий Георгиевич, я плюхнулась бы на покойника плашмя, но благодаря дружеской поддержке эксперта всего лишь врезалась в ноги трупа и испачкала свою одежду. Чертыхнувшись сквозь зубы, я понеслась в кабинет к заведующему отмывать черный мазок с пиджака и терла его губкой до тех пор, пока Юра, заглянув мне через плечо, не заявил авторитетно, что пиджак я могу отправить нуждающимся детям Африки, поскольку мазут никогда с него не отмоется.

— Мазут? — ужаснулась я и теперь уже вместе с Юрой побежала к каталке, на которой лежал труп в обуви, запачканной мазутом.

Запыхавшись, я затормозила в паре метров от каталки, поскольку глаз мой зацепился за чуждый в этой обстановке предмет, свисавший с металлической ручки. Вообще-то сюда стараются не привозить усопших вместе с принадлежавшими им ценными вещами, поскольку ценные вещи имеют обыкновение пропадать, а родственники усопших имеют обыкновение их требовать с работников морга. Поэтому все, что возможно, оставляют родным, следователям, на худой конец, бросают на месте происшествия. А дорогой японский фотоаппарат, висящий на ручке каталки, я уже видела — в руках у пропавшего криминалиста. И ботинки на ногах у этого тела были испачканы мазутом, и я даже знала, где они испачкались…

Юра за руку подтащил меня к каталке, и я с ужасом вгляделась в лицо лежащего на ней. Сколько лет работаю следователем, а до сих пор не представляю, как люди опознают трупы своих близких, — это ведь надо подойти, хладнокровно всмотреться в мертвое лицо, уму непостижимо!

Отвернувшись к Юре, я даже зажмурилась. Конечно, это был наш криминалист Витя, тихий и незаметный, в компании которого мы провели почти половину суток. В ушах у меня зазвенело, и я оперлась на Юрину руку. Никогда раньше я не теряла сознания при виде трупа, а вот теперь перед глазами запрыгали звездочки и поплыл на меня потолок.

— Маша, ты уверена? — донесся до меня далекий Юрин голос. Щеглов ласково похлопывал меня по щекам, приводя в чувство. — Это он, ваш криминалист?

— И ты еще говоришь, что этот ваш самозванец — безвредный?! — праведное негодование придало мне сил.

— Да понял я, что был не прав, давно надо было им заняться, — бормотал Юра, прислонив меня к стеночке и проделывая с лежащим на каталке телом всякие докторские манипуляции: зачем-то брал его за руку, клал пальцы на шею, там где сонная артерия.

Я превозмогла себя, наклонилась, чтобы лучше рассмотреть бледное лицо, и вздрогнула: на фоне восковой кожи шеи темнели четыре пятнышка, четыре засохших капельки крови, такие же, как на жертвах вампира, найденных нами раньше.

Потянув Юру за рукав, я пальцем показала на эти пятнышки, и Юра нахмурился:

— Укус?

У меня в ушах опять зазвенело.

— Знаешь, Юра, пойду я, пожалуй. — Я нерешительно отделилась от стеночки и черепашьим шагом двинулась по коридору, моля Бога, чтобы он не дал мне упасть на кафельные плитки.

— Маша, крикни там кого-нибудь мне на помощь, — попросил Юра мою спину, — похоже, что парень живой еще.

Только дойдя до кабинетов руководства морга, когда противный звон в ушах прекратился, я осознала, что криминалисту еще можно помочь. Но и без моих призывов сбежавшиеся эксперты уже вовсю реанимировали Витю.

Я без сил опустилась на диванчик в Юрином кабинете. Из коридора доносились гул голосов, озабоченные выкрики, отрывистые команды. Потом все стихло, и я с замиранием сердца слушала приближавшиеся шаги. Щеглов вошел в свой кабинет и присел рядом со мной на диванчик.

— Отправили его через забор, — поделился он, вытягивая ноги и откидываясь на спинку дивана. — В Мечникова, даст бог, выкарабкается.

— Господи, Юра, что с ним сделали? — в ужасе спросила я, вспомнив четыре темных пятнышка на шее криминалиста. То, что сказал Юра, меня не успокоило.

— У него серьезная потеря крови, литра три. Хорошо, что ты его нашла; пролежи он еще чуть-чуть, никто бы уже не помог.

— Послушай, а от чего кровопотеря? Если человек так быстро истек кровью, значит, где-то должна быть громадная рана?

— Ты понимаешь, — Юра поднял голову со спинки дивана, — нет на нем никаких ран.

— А четыре пятнышка на шее?

— Да, пятнышки были. На них мы обратили внимание. Но даже если его не вилкой ударили, а укусили в шею, — от Юриной интонации у меня мороз пошел по коже, — от этого повреждения он не мог потерять столько крови. Ты же видела, там засохшие капельки на проколах кожи.

— Хорошо, а что же с ним произошло?

— Не знаю.

Юрка закрыл глаза и снова откинулся на спинку дивана. А я встала и подошла к окну. На улице слегка просветлело; на черную осеннюю землю мягко падали уютные снежные хлопья, и совершенно не верилось ни во что плохое.

Я отвернулась от окна.

— Юра, у вас в коридоре лежат еще два трупа с такими же повреждениями шеи. Вскрой их, пожалуйста, при мне.

— А они из твоего района? — Юра недовольно приподнял голову. — Ты же знаешь порядок.

Я решила не сдаваться.

— Если ты тоже знаешь порядок, ты немедленно сообщишь в милицию о вашем чудном «санитаре», примешь меры к возбуждению уголовного дела по факту причинения вреда здоровью и вызовешь следователей для участия во вскрытии тех трупов, о которых я говорю.

— Зануда, — пробормотал Юра, нехотя вставая с дивана, — но ты права. Звоню в милицию.

Наскоро перекусив, следующие два часа мы занимались тем, что пытались организовать расследование по горячим следам, но немного в том преуспели. Городская прокуратура с любопытством выслушала наши россказни о кошмарном трупе с обнаженными клыками и колом в груди, однако не более того. Мифические пятнышки на шеях покойников, доставленных из разных районов, их не особо впечатлили, а на происшествии с криминалистом зональные вовсе утратили к нам интерес.

— Живой? Милицейская подследственность, — был вынесен непререкаемым тоном вердикт, после чего трубку повесили.

— Ах так, — сказала я под насмешливым Юркиным взглядом, с ненавистью глядя в трубку, как будто из нее высовывался ядовитый язык зонального прокурора, — еще пожалеете. Знаешь, что будет дальше? — обратилась