Книга Стеклянный занавес - Мария Ивановна Арбатова

шумел, как ткацкий цех, облака лились из-под кромки оконного стекла, как ажурная ткань из материного ткацкого станка, на которую маленькая Валя зачарованно глазела часами.

– В третьем классе в Крым с дедом летала. Прикинь, самолёт типа ушастого «запорожца». Болтало, как в центрифуге, из меня весь хавчик обратно вывалился, – поделилась Вика. – Ты хоть догнала, что мы по халяве прём в Швецию?

– Нет, – призналась Валя, поражённая ощущением устойчивости самолёта в воздухе. – Сперва казалось, всё это розыгрыш, а теперь – что сон.

Принесли завтрак в коробках: в пластмассовых мисочках лежало полусырое мясо, булочки, салат, пирожное. Валя от волнения не могла ни есть, ни пить. Вика боялась, что стошнит, как в детском перелёте в Крым.

В аэропорту Арланда встречал не говорящий по-русски заспанный мужчина с табличкой «Валантин Лебед». Он молча довёз их зелёными лесами и роскошными старинными улицами до отеля, оформил на ресепшен и по-английски пообещал, что переводчик им позвонит.

Не менее заспанная администраторша лаконично показала пальцем, в какую сторону лифт в номер, в какую ресторан с завтраком, до которого было несколько часов.

Номер сиял бело-голубым дизайном стен и вазами с искусственными бело-голубыми цветами. На столике высилась горка шоколадок и коробочек. Валя потянулась к ним, но Вика одёрнула:

– Не лапай, сказали, здесь в таузенд раз дороже магазинных. Пожрём на завтраке, а сейчас послипаем.

И они упали на полчасика в уютные бело-голубые кровати, под пышные бело-голубые одеяла, взбитые, как облака за окном самолёта.

Разбудил звонок переводчицы, говорившей почти без акцента:

– Здравствуйте, я – Эльза Сегель, буду работать с вами. Сегодня вы имеете свободный день. Завтра встретимся в холле отеля, когда вы позавтракаете. В программе интервью на телевидении и ужин с представителями телеканала. Запишите мой телефон, если будут проблемы, звоните по карточке.

– Сегодня мы никому не нужны. И что значит «звоните по карточке»? – спросила Валя, положив трубку.

– Фиг его знает. Звони с сотовика, зарплаты Горяича хватит. Халявный завтрак продолбали, халявный обед накрылся… Дура я, не стырила самолётный хавчик.

– Вик, у нас куча долларов. С голоду не помрём.

Они умылись, развесили вещи на плечики.

– Куда прячешь баксы? – спросила Вика.

– В рюкзак.

– Дели на четыре кучки, пакуем в бабкины платки, прячем в четыре сиськи. – Вика достала из чемодана четыре вышитых матерью носовых платочка из тонкой бязи.

– Это Швеция, здесь не воруют, – возразила Валя, но послушалась.

– С нами кент кумарил. Как ты болезнь своей экстрасенсорикой видишь, так видел, где у пипла лопатники. В тюряге этому учился. Говорил, по походке вижу, есть ли бабло и в каком месте сумки. И сумку надо резать сзади нежно, будто бабочка присела…

Спустились к администраторше, Вика получила у неё код, по которому из Стокгольма звонят в Хельсинки. А возле старого почтамта поменяли доллары на кроны.

По карте из номера добрались до главной торговой улицы Дроттнинггатан, переводящейся как улица Королевы. Она оказалась тесной, с нависающими над головой домами и толпой народу.

– По сравнению с Невским проспектом ваще фуфло, – резюмировала Вика.

Но Валя не была в Санкт-Петербурге и восхищалась смелости оформления здешних витрин и наслаждалась воздухом, пахнущим морем. Казалось, всё это, даже воздух, имеет к ней какое-то особенное отношение.

Шведы и шведки выглядели более свободными, породистыми и жизнерадостными, чем финны, но казались более однообразно вылепленными. Словно были родственниками, по чистой случайности незнакомыми между собой. И одевались иначе, чем финны. Элегантно и продуманно.

Валю удивили и заоблачные ценники в витринах, и уличные артисты. На одном углу улицы Королевы на гитаре играл седой цыган, а девочка лет десяти в пёстрой юбке дёргала прохожих за одежду, чтоб дали монетку. На другом углу худющий молодой африканец, закрыв глаза, лупил по барабану.

– Колотит на дозу, – заметила Вика.

Неподалёку женщина в сарафане и кокошнике, раздвигая руками баян, пела: «Под сосною, под зелёною, спать положите вы меня…» А у её ног пестрела хохломская миска с мелкими монетами.

Позвонила мать:

– Летите или к земле пристали?

– Пристали.

– А я, доча, солянки с колбасой нажарила, пюре набила воздушное, да есть одной тоска. В одеялку заверну, старикам снесу. С ними и поем.

Она не бросала опеку над беспомощными супругами из соседнего дома. Вале с Викой материна солянка и пюре были бы сейчас кстати, но по дороге не попалось ни одного магазина с едой.

– Не фига понтоваться, валим в «Макдоналдс», – предложила Вика. – В кабаке меню на шведском, а мы как два пенька. Завтра с переводчицей нагоним.

«Макдоналдс» на набережной оказался грязным, с высокими ценами и напоминал советскую пельменную худшего образца. Сотрудники без формы разухабисто обслуживали клиентов, и Валя вспомнила Сонины слова, что у них «Макдоналдс» посещают только бомжи и школьники.

Валя впервые посетила «Макдоналдс», из всего меню понравился только молочный коктейль в картонном стакане. В гастрономе возле медучилища за десять копеек наливали полный гранёный стакан этого пенного чуда, по стеклу гранёного стакана было приятно стучать зубами, и он отзывался словно набитый ватой.

– Отстой, – поморщилась Вика. – Наш «Макдоналдс» – Большой театр по сравненью с этим.

Потом брели вдоль набережной, оккупированной яхтами со спущенными парусами. И голых мачт было столько, что море и небо за ними казались ровно заштрихованными чёрным карандашом.

Вика щелкала затвором фотоаппарата, а Валя раз двадцать набирала Сонины телефоны, но та не брала трубку. В супермаркете растерялись. Поди пойми, что внутри упаковок. И цены конские. Решились на шмат нарезанного хлеба, кусок нарезанного сыра и пакет сока.

Но всё это казалось мелочами на фоне Валиной свободы от назойливых приветствий и любопытных взглядов. А Вика без очков с простыми стёклами и со стрижкой пикси, как у Деми Мур, впала в подростковое буйство.

Уходились так, что упали спать замертво. А утром разбудил солнечный зайчик, который запускала надраенная металлическая деталь на здании Старого почтамта.

– Вставай, а то всё сожрут! – затормошила Валю Вика. – Готовь пакет, тырить бутерброды.

В ресторане был накрыт щедрый шведский стол.

– Как думаешь, всё можно брать? Или что-то одно? – шёпотом спросила Валя.

– Хлеб чётко порезан, – сосредоточенно ответила Вика. – Берём хлеб, ветчину, колбасу, масло в упаковке и пироженки. Гомогенное жрём здесь.

– Гомогенное – это что?

– Что не пихается в пакет. Фигасе, смотри, сколько у них разных селёдок!

Валя думала, умрёт со стыда, когда Вика будет запасаться бутербродами, но это никого не волновало. Публика в основном ела хлопья с молоком и йогуртами, и только громко болтавшие американцы за соседним столиком наворачивали фрикадельки.

Переводчица Эльза Сегел оказалась примерно Валиного возраста и блестяще говорила по-русски – учила его в институте. На ней были жёлтые кеды, платье-балахон болотного цвета и рюкзак