Книга Анатомия Меланхолии - Роберт Бёртон

ней немало полезных сведений о неизвестных ему до сих пор именах и сочинениях. Читатели последней категории, конечно же, очень немногочисленны, но, смею думать, именно они наиболее адекватно сумеют оценить место этой книги в контексте литературы и культуры XVII века. Естественно поэтому, что этот комментарий должен быть в равной мере адресован всем этим категориям, и я хочу заранее отмести возможные упреки в размытости и безадресности этих комментариев. Вот почему одним читателям говорится, кто такой Платон и Аристотель, а также поясняются имена и сюжеты из античных мифов, как широко известных, так и редко используемых, им будут разъясняться конкретные бытовые реалии той эпохи, упоминаемые Бертоном, а также имена исторических деятелей и событий; что же до гуманитариев и интеллектуалов — в комментариях будет указано, в каком именно сократическом диалоге Платона, или Тускуланской беседе Цицерона, или письмах Сенеки и Плиния Младшего идет речь о данном предмете, а для филологов — указаны по возможности источники едва ли не всех цитируемых Бертоном латинских и прочих поэтов, а также философов и теологов, равно как для интересующихся историей медицины — имена многочисленных, давно канувших в Лету практикующих врачей и авторов медицинских сочинений. В этом отношении на последнем этапе своей работы над полным комментарием к Первой части книги Бертона я многим обязан изданию, о котором должен сказать особо.

Об этом проекте было объявлено еще в 1979 году; осуществить его собирались два научных коллектива, один из которых был связан с университетом штата Вашингтон в Америке, а другой — с Оксфордом, одни ученые занимались научным изданием текста, другие преимущественно комментариями, причем сам план издания, вернее, комментариев к тексту неоднократно изменялся. Текст был издан в трех томах в Оксфорде издательством «Clarendon Press» в 1989–1996 годах; что же до комментариев, то их сначала собирались издать в двух томах, затем в одном, а в итоге издали в трех — первый из них появился в 1998 году, а последний — лишь в августе 2001 года, накануне трагедии во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке, послужившей поводом для куда более глубокого меланхолического умонастроения человечества в начале нового тысячелетия, нежели многие иные из указанных некогда Бертоном причин этого недуга. Таким образом, получилось, что, приступая к переводу и изданию первых фрагментов книги Бертона на русском языке в 1996 и 1997 годах (см. прим. 1 к статье «Summa Меланхолии»), я не мог знать, как будет выглядеть научный аппарат в этом издании, и судил лишь по первому тому опубликованного в Оксфорде текста, в котором далеко не все мог безоговорочно принять, а посему вынужден был самостоятельно решать, как выстраивать текст и комментарии к нему.

В оксфордском издании были широко использованы компьютерные технологии, что выгодно отличало его от предыдущих изданий и, конечно, проявилось в ряде преимуществ. На сей раз издатели точно установили размеры авторских интерполяций в каждом из очередных прижизненных изданий «Анатомии Меланхолии» и в шестой, окончательной, посмертной, ее версии. Вот их результат: в первом издании (1621 года) насчитывалось 300 тысяч слов, во втором (1624) — автор прибавил еще 70 тысяч, в третьем (1628) — еще около 62 тысяч, в четвертом (1632) — около 46 тысяч, а в шестое, вышедшее через десять лет после кончины Бертона, автор успел включить еще около одной тысячи слов текста. Таким образом, публикаторами оксфордского издания было установлено, что на протяжении почти двадцати лет в результате постоянных интерполяций первоначальный текст книги увеличился почти на две трети. С помощью компьютера были выявлены все, даже самые мелкие, разночтения и ошибки в тексте и написании имен в различных редакциях, вкравшиеся по вине наборщиков или по недосмотру самого Бертона, и определены наиболее точные варианты. Каждый том был снабжен своим именным указателем, а сам текст, как это принято при издании классических текстов (античных, например) разделен цифровыми указателями, с тем чтобы нужное место легко было найти, — одним словом, никогда прежде книга Бертона не подвергалась столь тщательному текстологическому анализу и не издавалась столь квалифицированно. Все эти преимущества нового издания бесспорны, и их невозможно не отметить.

Помимо этого публикаторы стремились сделать это издание по возможности более аутентичным — они воспроизводили не только устаревшее правописание слов, но и смысловые погрешности в фразах и напечатании отдельных слов, а также варианты разночтений в разных изданиях (поясняя их специально в комментариях); они не заменяли также слова, давно вышедшие из употребления, как это сделано в других, не столь научных и более массовых изданиях, как, например, у Холбрука Джексона, который часть таких слов заменил, а кроме того, сопроводил текст словарем, поясняющим смысл вышедшей из употребления лексики. Естественно, что при переводе и публикации русского издания я задач абсолютно аутентичного воспроизведения иноязычного текста перед собой не мог и не собирался ставить — это было бы совершенно бессмысленное занятие, — а придерживался уже отредактированного, исправленного и доступного пониманию иноязычного читателя варианта. С другой стороны, уже в первом томе оксфордского издания кое-что вызывало мое принципиальное несогласие: все латинские цитаты напечатаны в этом издании курсивом, независимо от того, даны ли они Бертоном в его переводе или пересказе на английский язык или же на латыни; в настоящем издании все переведенные Бертоном цитаты даны в соответствии с нынешней практикой в кавычках, а непереведенные — курсивом, и здесь же, рядом, в квадратных скобках, дан их русский перевод, а если в этом есть надобность, то приводятся и самые необходимые комментарии — в угловых скобках; и точно так же курсивом, как и в оксфордском издании, дана латынь в маргиналиях (то есть в постраничных авторских сносках, которые, как было принято во времена Бертона, печатались тогда на полях, а теперь — внизу страницы). Таким образом, я хотел соблюсти принцип единообразия: вся латынь — курсивом, что позволяет, помимо прочего, оценить ее удельный вес в тексте.

Латинские стихотворные цитаты из античной поэзии тоже далеко не всегда даются у Бертона вместе с переводом, а если перевод и передставлен, то чаще всего без соблюдения размеров подлинника. И в этом случае, если у Бертона перевод пропущен или не слишком, на мой взгляд, удачен, я предпочитал использовать лучшие из существующих русских переводов классиков античности и эпохи Возрождения, и только в тех случаях, когда таких переводов не существует вообще, выполнял их сам, стараясь как можно точнее передать смысл оригинала. Латинские и прочие иноязычные названия сочинений, которые даны Бертоном в сокращенном виде, мною, по возможности, хотя бы однажды дописаны — либо в самом