Книга Ты сказала, что это сработает - Энн Гарвин

руку Кэти:

– Ну ладно. Мне лучше пойти собираться.

У меня загудел телефон – я достала его из кармана и с удивлением обнаружила сообщение от Брю-Дрю.

БДРЮ: Привет, мам. Чё как?

Я: Напоминаю: 1–800-ААП[3] страхование.

БДРЮ: Ха-ха-ха. Счастливого пути.

Я: Это вряд ли.

Глава 5

У меня все наладится. У нас все наладится

Прежде чем я успела высвободить сумку из проводов под ногами, Холли сорвалась с места и выскочила за дверь.

– Люблю тебя! – крикнула ей вслед Кэти.

– И я тебя, – отозвалась она, преодолев, судя по звуку, уже полкоридора.

Холли двигалась с поразительной скоростью. Будь она персонажем комикса, ее перемещение символизировали бы поднятые вихрем листья с надписью «Крупным планом» шрифтом Comic Sans. Шагнув во взрослую жизнь, что, как я понимаю, случилось на следующий день после выпуска, она отточила незамысловатую манеру удаляться до совершенства.

Когда много лет назад Холли покинула нас, не попрощавшись, мы с Кэти могли говорить только об этом. Мы упаковали вещи в картонные коробки, оттащили к мусорным контейнерам молочные ящики, в которые складывали книги, и во всех деталях обсудили предшествующий вечер.

– Она сильно разозлилась после слов Майка? – спросила Кэти.

– Ты же знаешь Холли: она может вспылить за секунду, а потом все. Мы обе были пьяные. Ее полоскало. Я сказала ей, чтобы не блевала в раковину.

– Ты всегда ей это говоришь.

– Я знала, что она уезжает рано, но ведь не до того, как мы проснемся.

Записки на зеркале в ванной не было. И на микроволновке тоже. В холодильнике нашлась полупустая банка майонеза, а в мусорной корзине в ее комнате – тюбик туши.

– Она же позвонит, да? – снова и снова говорили мы, сгружая вещи в машину, отмывая ванну и пылесося ковер.

На волне обеспокоенности я развела уборку, какой в нашей квартире отродясь не было. Кэти застукала меня за тем, как я, рыдая, ватными палочками оттирала плинтуса в гостиной. Она сползла по стене.

– Эта палочка совсем стерлась. Может, возьмешь другую?

Глаза у меня были красные, голова из-за слез раскалывалась, к этим радостям добавились обезвоживание и бессонница. Колледж закончился, чем не повод для скорби. Как же я буду дальше… неужели мне придется обходиться без Холли? Это не укладывалось в голове.

В 1994 году, когда мы выпустились, мобильных телефонов не было. И «Твиттера» с «Инстаграмом», позволяющих разыскать знакомых, тоже. Не существовало приложения «Найди своих друзей», с помощью которого можно восстановить утраченные контакты. В девяностые, когда человек хотел исчезнуть, это не составляло труда.

– Может, позвонить ее тетке? – сказала я, вытирая нос.

– И как ты себе это представляешь? Она ведь, кажется, в Италии живет.

Когда у Холли погибли родители, ее контактным лицом на экстренный случай стала тетя. Мы встречались с ней однажды во время родительского уик-энда, но не знали ее. Точнее, знали не настолько хорошо, чтобы звонить за границу и сетовать на то, что Холли уехала, не попрощавшись.

– Она тебе позвонит, – сказала Кэти. – Обязательно. Она позвонит твоей маме.

– Да, конечно, – сказала я, но это было равносильно тому, чтобы сидеть на шатком камне, надеясь не свалиться в море. Холли была непредсказуема.

– Она любит тебя.

И это правда, подумала я.

За два десятка лет, прошедших после окончания колледжа, многое изменилось в социально-культурном плане. В девяностые мы называли родителей друзей «мистер» и «миссис», по имени никогда к ним не обращались, они не были нашими друзьями. Я даже представить не могла, как это – звонить родителям подруги? Это казалось дикостью. Как только ребенок отправлялся в колледж, телефонное общение заканчивалось. Это было дорого, звонить надо было из дома, со стационарного телефона. Поэтому писали письма. А теперь мы с Мэдди болтаем и перебрасываемся сообщениями весь день.

Другая существенная разница между тогда и сейчас – это количество вещей, которые накапливаются в общагах. Когда на арену вышел «Пинтерест», он организовал доску «Студенческая комната», позволив родителям двадцать первого века создавать для своих чад плюшевый рай с плоскими экранами и прочими радостями. Я, выезжая из квартиры, все свое имущество, включая велосипед, без посторонней помощи затолкала в компактный рыжий «Шевроле». Подержанный матрас вышвырнула, журнальный столик сложила и отправилась проходить интернатуру по реабилитационной медицине в том же месте, где прошла клиническую практику. Холли исчезла, как призрак в ночи, потому что загрузила свою машину утром перед выпуском и взяла курс на юридическую школу.

Теперь, когда я сидела рядом с Кэти в больнице, все было так же и вместе с тем иначе. Точно мы перепрыгнули пространственно-временную пропасть. Только что мы были втроем, а потом – бац! – Холли и след простыл.

Как только Холли испарилась, напряжение и нервозность исчезли вместе с ней. В окне виднелась асфальтовая кровля и кусок синего неба. Небольшое помещение было выкрашено в унылый, казенный бежевый цвет. На стене висела большая белая доска, на которой синим маркером было написано: «Сегодня вторник. Ваша медсестра – Черил».

Будучи реабилитологом, в клиниках я чувствовала себя как дома. Я привыкла поднимать больных с постели на реабилитацию, маневрировать в тесном пространстве, готовить к выписке. Ухаживая за Кэти, я взглянула на это место глазами пациента и почувствовала знакомый страх.

Я сменила позу и сказала:

– Что ж, если надо ехать с Холли, значит, поеду.

Кэти нервно рассмеялась.

– Тебя это напрягает?

Я потерла ее ноги под больничной простыней.

– Нет, моя дорогая. Если подумать, все прошло не настолько плохо.

У Кэти поникли плечи.

– Тогда ладно. Прости, что навязала ее тебе.

– Слушай, даже если тебе понадобится папа римский, зови. Со мной советоваться не надо.

– Папа римский – это перебор, хотя идея занятная. Я подумаю.

– Кэти, давай начистоту. Она тебе что-нибудь говорила?

Кэти отлично знала, о чем идет речь.

– Она всегда говорит одно и то же. Что ненавидит прощаться, а выезжать надо было рано, потому что до Техаса путь неблизкий. Как-то она сказала, что не умеет писать письма и поддерживать отношения на расстоянии. Я ей поверила.

– Но это не объясняет, почему с тобой она дружит, а на меня смотрит волком.

– Вероятно, что-то произошло, чего ты не помнишь. Это единственное, что мне приходит в голову.

Я внимательно посмотрела на Кэти. Непохоже было, что она что-то недоговаривает. Мы уже тысячи раз проходили это. Я не помнила. Алкоголь и годы. Помню, я заботилась о ней. Все это было так несправедливо.

– Думаешь, это потому, что ты не пригласила