Книга P.S. Я тебя ненавижу! - Елена Усачева

— Если все делать грамотно, то это занимает больше времени, — вдруг произнесла она, опуская вилку на пустую тарелку.

Эля никак не могла свыкнуться с тем, что отвечает Минаева не сразу, выдерживая паузу.

— Как же общение? Ну, потрепаться, погулять, в гости сходить? — не сдавалась Эля

— Зачем?

Машка стояла с чайником в руке. Перед ней на столе — одна чашка. Неразрешимая задача — никто никогда не приходил к ней в гости и теперь ей не хватает посуды?

— Ничего, если я тебе в стакан налью? — вышла она из ситуации. — У нас всего две чашки, моя и мамина. А еще есть стакан.

Вот ведь как угадала!

— Да хоть в кружку.

От происходящего кругом шла голова. Это было что-то невозможное. Жуткое. Но не страшное. Правильное слово — смешное.

— Дружба всегда строится на какой-то выгоде, — выдержав очередную паузу, проговорила Машка.

На столе появилась маленькая пачка печенья «Юбилейное». Эля еле сдержала вздох. Мама всегда покупала тортики, пряники, вкусняшки всякие — угощениями к чаю можно было наесться на неделю вперед. А здесь печенье. Интересно, сколько дадут? Одну штучку или две?

Минаева разорвала упаковку и по-честному поделила печенье пополам. Откусила кусочек, не уронив ни крошки. Чудо!

— Мне ни от кого ничего не нужно. Мне нравится то, что есть.

Эля с трудом восстановила в памяти предыдущую реплику.

— А если грустно?

— Я иду на улицу бегать, и грусть проходит.

Ага! Значит, грустно все-таки бывает. Уже хорошо, хоть какая-то человеческая эмоция.

Маша пила чай и смотрела в окно. Дом, деревья. Что она там выискивает? Ждет, когда пролетит птица?

— Я знаю, что может быть нужно от меня, — продолжила Минаева, — все хотят списать, узнать правильный ответ. Помнишь, как вы разозлились во втором классе, когда я Когтеву не дала иголку на уроке труда.

— Ну да…

Словарный запас стремительно уменьшался, мысли сворачивались в одну точку.

— Вы еще собрание устроили, говорили о моей жадности.

Минаева улыбнулась. Ничего, получается у нее улыбаться, даже на человека становится похожа. Вот только слова она говорила какие-то не человеческие.

— А я не обязана была ему ничего давать. Не готов к уроку — его проблема, а не моя жадность.

Ничего себе логика! Элю передернуло от такого перескока.

— Вот тогда я и решила, что никому ничего не должна, — завершила свою речь Минаева. — Пускай мне все будут должны.

— Но ведь ты общаешься на переменах…

— Почему я не должна общаться? Мне говорят, я отвечаю. Я же говорю, интересней на все смотреть со стороны. Вы все очень похожи и совершаете одни и те же поступки.

— Какие поступки?

— Предаете.

— Кого это я предала? — снова обиделась Эля.

— Все кого-то предают, — равнодушно ответила Минаева.

Печенье кончилось, и чай кончился.

Эля теперь тоже смотрела в окно и думала, что ей нужно от Алки. Чтобы она признала свою неправоту, чтобы все стало, как раньше. Например, как год назад. Потому что за этот долгий год Алка, действительно, предала. А Эля… Никого она не предавала. Остальные, да, обманывают. Она же постоянно делала так, чтобы было лучше.

Машка продолжала вещать дурным голосом злой пророчицы:

— Видно ведь, что ты злишься. С Максимихина глаз не сводишь. Он от этого постоянно на месте ерзает. Дронова начинает заводиться. Она считает, что ты в Максимихина влюблена. Боится, что уведешь.

— Я уведу? — Хорошо, что они уже поели, а то бы Эля подавилась. — Он же убогий!

— Эмоция — она всегда рождается из чего-то. Никогда на пустом месте.

— В психологи заделалась?

— Тут и делать ничего не надо, так все видно.

— И что же тебе видно? Как они смеются у меня за спиной?

— Да кому ты нужна!

Тарелки были аккуратно сложены в раковину. Две суповые, две от холодца. Всего четыре. Две вилки и две ложки. Эта четкость убивала.

Все это время, пока ходила от раковины к столу и обратно, Минаева говорила и говорила. Замолчать никак не могла. В школе ведь молчит, что сейчас разошлась?

— Подумаешь, с Дроновой расстались. Меньше будешь на это обращать внимания, быстрее забудешь. Надо думать не о сейчас, а о том, что будет. Вот ты зачем учишься?

— Учусь, — буркнула Эля, не придумав достойного ответа.

Какой черт дернул ее под локоть попроситься к Машке? Холодца поесть? Поела, пора и честь знать!

— Вот именно — ни за чем, — через паузу отозвалась отличница. — И ваше общение — оно такое же, ни за чем. Просто так.

Минаева вышла из кухни, и Эля потянулась за ней, как мышка за Крысоловом с дудочкой. Хозяйка пересекла первую комнату, проходную. За ней поменьше: длинный узкий загончик. Стол. Кровать. Занавески на окне коричневые. Шкаф стоит неудобно, посередине, деля стену пополам — зона кровати и зона стола. За ним друг на друге коробки.

— Неправда! — бежала за Машкой Эля. — Ты ведь живешь! Это жизнь! А в ней все нужно. Говорят же — ничего не происходит случайно, все зачем-то.

— У тебя какое-то раздутое самомнение, — усмехнулась Машка.

На стол ровной стопкой были выложены учебники и тетради. Подставка передвинута на центр. Она работает с подставкой? Эля уже сто лет не видела подставок! А у Минаевой их, наверное, склад. В коробках за шкафом лежат.

— Словно тебе кто-то что-то должен.

И замолчала.

— Конечно — должен! — не выдержала Эля этих безумных пауз.

— Ты что-то кому-то дала?

Машка повернулась к ней. А сама ведь уже готова сесть, делать уроки. Эля ей мешает. А она будет, будет ей мешать! Потому что надо же понять, зачем ее сюда позвали.

— Что ты сделала, чтобы тебе отдавали? — выкрикнула Машка. — Бегаешь, злишься.

— Я не просто так злюсь! Мы дружили!

И вновь внутри всколыхнулось подзабытое желание справедливости. Сейчас она все объяснит.

— Дружба — это знаешь что такое? — торопилась Эля. — Это когда все для человека сделаешь. Это почти как любовь. Нет! Это сильнее любви! Любовь это тупое обжимание и облизывание. А дружба — это надежно.

— Ага, надежно, — фыркнула Машка.

Все, больше не ждет. Села за стол, уперлась взглядом в тетради.

— Как может быть надежно чувство? — удивленно спросила она. — Надежно только то, за что ты отвечаешь.

— Еще скажи — за знания.

— Да! За знание. Знание — твоя сила. Любые. Хоть из учебников, хоть из наблюдений. Это только твое, и ты можешь с тем, что знаешь, делать, что захочешь — хочешь, в институт поступай, хочешь, деньги за это получай. И выбор зависит только от тебя. При чем здесь остальные? Ты же в голову к ним не залезешь, не узнаешь, что они думают. А думают они наверняка не то, что думаешь ты. У них там тараканов до чертиков. Та же самая твоя Дронова! Ты была уверена, что вы дружите, что искренни, что она к тебе относится так же, как ты к ней. И чего? Плевала она на тебя с твоими чувствами и эмоциями. От скуки вцепилась в Сашку, он напел ей, что ты плохая, — и вся дружба. Ничего, скоро они травить тебя начнут, все по законам физики. Как будто Дронова не чувствует, что поступила с тобой некрасиво. Чувствует, но никогда не признается в этом. А потому будет тебе мстить. За вашу прежнюю дружбу. А ты, конечно, надеешься, что Дронова вернется, что ваша дружба будет вечной. Как батарейки.