Книга На горе Четырёх Драконов - Ирина Иосифовна Волк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Река была совсем неширокая, но при одной мысли о том, что надо погрузиться в холодную воду, темнело в глазах. Бельчик тоже нерешительно остановился у самого берега и в первый раз еле слышно завизжал.
— Вперёд! — твёрдо сказал старшина.
Собака рванулась, и холод пронизал ноги старшины, добрался до раны. Стало мучительно больно, и он едва не выпустил ошейника из рук. Но тут же, поняв всем существом, что тогда — конец, он крепче сжал твёрдую, обитую медью кожу.
Старшина не знал, час или два ползли они до пещерки, не помнил, как они наконец заползли в неё. Он пришёл в себя в спасительном полумраке. Всё тело ныло. Бельчик лежал рядом и зализывал окровавленную лапу. Видимо, он поранил её об острые речные камни. Старшина удивился тому, что в отверстие пещеры не проникает дневной свет. Снаружи темно — значит, прошёл целый день с тех пор, как они очутились тут. Он осторожно снял поклажу с Бельчика, хотел открыть консервную банку, но у него не хватило сил. Тогда он наломал хлеба, нарезал сухой колбасы и обильно смочил всё это водой из фляжки.
— Ешь, Бельчик!
Бельчик жадно принялся за еду. Пёс устал и проголодался. Старшина заставил себя проглотить немного воды и съесть кусочек шоколада; второй кусочек он дал Бельчику. Потом вытащил кисет с табаком, оторвал клочок газетной бумаги и написал на нём неверными, прыгающими буквами:
«Нахожусь в пещере, на берегу Змеёвки».
Он подписался, вложил записку в кожаный порт-депешник, прикреплённый на шее собаки. Бельчик, не двигаясь, напряжённо смотрел на него. Старшина притянул к себе тёплую собачью морду и поцеловал:
— Спасибо, пёс! А теперь быстро: пост!
Услышав знакомую команду, Бельчик неуверенно переступил лапами и ещё раз поглядел на хозяина. Собака явно не хотела уходить. Тогда старшина приподнялся и крикнул сурово:
— Пост! Пост!
Привыкший к повиновению, Бельчик мгновенно вырвался из пещеры, и некоторое время старшина слышал, как хрустит прибрежная галька под собачьими лапами. Потом всё стихло, стихло надолго…
Старшине снился странный сон. Он то шёл по воде с Бельчиком, то вдруг лез на какое-то высокое дерево, и Бельчик протягивал ему с ветки лапу, чтобы помочь взобраться ещё выше. Потом он мчался на санях, запряжённых лошадьми, вдруг лошади оборачивались, и он видел перед собой знакомую морду Бельчика. От сильной тряски ему мучительно захотелось пить. Он прошептал: «Воды», и его губы явственно ощутили прохладную влагу. Старшина открыл глаза и в первую секунду ничего не понял. Он лежал на чём-то мягком, а над ним колыхалась крыша палатки.
— Пейте, голубчик, — услышал он ласковые слова и, как в тумане, увидел перед собой лицо Кати — медицинской сестры.
Ловко придерживая голову, она поила его из большой фарфоровой кружки чем-то приятным, кисленьким. Постепенно приходя в себя, старшина шепнул:
— Как я попал сюда?
— Бельчика благодарите! — весело отозвалась Катя. — Не велено вас волновать, а это, я думаю, сказать можно. Двое суток пролежали вы в пещере, пока Бельчик не принёс записку. Не знаем, как он доставил её. Ведь мы за это время три раза с места на место перебирались. Прибежал страшный, взъерошенный, голодный. Санитары скорей на Змеёвку, принесли вас оттуда на руках. Испугались мы все за вас. А сейчас быстро на поправку пойдёте.
— А Бельчик? — тревожно спросил старшина.
Катя засмеялась:
— Ох и Бельчик! Беда! Не даёт покоя. Так и не отходит от палатки. Гоним мы его, гоним, а он всё не слушается.
— Пустите его, — попросил старшина.
Катя заколебалась:
— Влетит мне от доктора…
Но в глазах раненого была такая мольба, что сестра, не выдержав, поспешно проговорила:
— Ну уж ладно, на одну только минутку. — Она открыла дверь палатки и сказала в темноту совсем тихо: — Бельчик!
И в ту же секунду старшина почувствовал, что холодный шершавый нос уткнулся в его руку. Забыв все правила дрессировки, Бельчик, как простая, невоспитанная собака, визжал и катался возле хозяина.
Старшина положил руку на косматую голову пса и сказал негромко:
— Эх ты, беспородная моя собачка!
Чалка
На берегу среди зелёной травы стоял голубой домик с алыми ставнями. Гера, вахтенный матрос, прижавшись к борту, всё глядел и глядел на этот удивительный домик, хотя видел его десятки раз, когда теплоход причаливал к маленькой пристани с тусклым незапоминающимся названием.
Гера глядел на голубой домик, возникающий каждый раз как из сказки. Чуть прикрывая глаза, Гера представлял себе: входит он в этот домик и там ждёт его что-то необыкновенное. Вот и сейчас он стоял, не шевелясь, и мечтал…
— Эй, на вахте! Мечты отставить! — раздался зычный голос боцмана.
И Гера, самый младший матрос команды теплохода, неохотно оторвался от борта и принялся за свои обычные матросские дела. Он ведь сам отлично знает, что домик этот вовсе не из сказки, что живёт в нём усатый краснощёкий бакенщик. А раскрашивает бревенчатые стены и ставни и крышу в фантастические цвета известная выдумщица, жена бакенщика. Она привезла сюда на Волгу тоску по ярким краскам родной Украины, по её весёлым мазанкам, выхваляющимся друг перед другом узорчатыми ставнями.
Гера неохотно пробирался по палубе к брошенной швабре и вёдрам, наполненным водой. Мысли его были нерадостными: опостылели теплоход и вахтенная служба. Всё время только и слышишь:
— Матрос Петров! Почему палуба не блестит? Перемыть!
— Матрос Петров! Опять на вахте спишь!
— Матрос Петров!..
А ему надоела эта верёвочная тяжёлая швабра. Трёшь, трёшь ею до одури палубу. Надоели бесконечные поручни, которые, по мнению боцмана, должны блестеть, как золотые.
Каждый день одни неприятности: все делают замечания, все ругают. Всё видят. Только видят-то всё по работе. Опять же палуба грязна или опоздаешь на вахту. А так ничего не видят, словно слепые. Всё, что вокруг теплохода, будто и не существует. Равнодушные какие-то. Ну кому расскажешь о домике или вот об этих облаках, которые постоянно провожают теплоход. Облака бывают разные. Гере кажется, что они, как по эстафете, передают корабль от облака к облаку. Рано утром они вытягиваются во всю длину фарватера и, освещённые изнутри розовым солнцем, провожают Геру на вахту. Когда над рекой встаёт солнце, теплоход идёт уже под охраной белых круглоголовых облаков. Они, как куски ваты, мягкие, ласковые. Эти облака весёлые, озорные: перегоняют друг друга, меняют неожиданно форму. То, глядишь, плыла совсем рядом, рукой
