Книга Могуто-камень - Эмма Роса

всякие слышать, и даже бабушкин. Но у этого непонятного голоса было словно бы свое собственное мнение, отличное и от ее, и от бабушкиного.

И она решила проверить его, высказав то, что скрывала от всех, даже от бабушки:

— Ну кто, скажите на милость, придумал дни посадки деревьев и цветов? А международный день трудящихся, дни творчества, пчел, пингвинов, божьих коровок? Это не праздники, а настоящие пытки! А всемирный день самоосознания, просветления и ухода в Нирвану? Нирвана — это совсем-совсем другое! Это Бразильский карнавал, уж мне ли не знать?!

Клара прислушалась. На этот раз внутренний голос промолчал, вероятно не одобрив такой смелости. Бабушка считала, что именно эти праздники бурлаков заряжают качественной ахно-энергией по горлышко и надолго. Но у Клары всегда было другое мнение. С середины апреля до середины июля она усыхала на этих мнимых торжествах от скуки, спасаясь лишь концертами Лёнечки.

— А как же родительский день? — наконец, спросил внутренний голос.

— Не сравнивай! — ответила она с достоинством. — Эти дни я бы назвала рабочими — от ритуалов устаешь так, как будто… — она задумалась на миг, — вагоны разгружаешь, — хотя совершенно не имела представления, как это делать, вагоны-то вот они, трамвайные, и зачем и от чего их разгружать? — Правда и отдача от этих дней большая. Родительский день, Троица, День Ярилы Мокрого, Ивана Купала, Хаоса и беспорядка — все они заряжают могуто-камни под завязку. Они, а не какие-то то там дни бурлаков. «Весенний день год кормит», так-то! — вкрутила она возникшую в голове пословицу и осталась очень довольна собой.

— Только что-то все так дорожает, — вернулась она к тягостным мыслям о потраченных только что в Жилкоммаге таюнах. — А коммунальщики так и вовсе озверели!

Вдруг всплыла в памяти строчка из терминала и, лихорадочно порывшись в ридикюле, она вытащила на свет чековую ленту. Пробежав глазами, щёлкнула по ней пальцем.

— Ну вот же! Какое ещё остаточное электричество, а?! Тридцать один таюн! Вот и растрата! — злорадно выплеснула она гнев в жаркий от солнца салон. — Сорок лет уж как нет никакого электричества! Будьте любезны! Ещё и остаточное!

— Если у тебя провода все еще в квартире натянуты, то так оно и есть, милая, — сказал все тот же, похожий на бабушкин голос и Клара вдруг поняла, что он ей не чудится. Она подпрыгнула на месте и обернулась. Позади неё сидел сухой старик — седые волосы, пушком обрамляющие лысую маковку, и глаза, как у бабушки, добрые и улыбающиеся. Только вот взгляд постоянно бегает: то в окно, то на Клару, то на сиденье, то в пол уставятся, а потом опять.

— Ох… Э… А я думала, что одна тут, — смутилась она, пытаясь проследить за взглядом, но голова сразу закружилась и она бросила это дело. — Так это мы с вами?.. Э-э… — Она покраснела и хихикнула.

— И ничего они поделать с этим остаточным электричеством не могут. Гуляет по проводам, — говорил старичок о своем.

— Скажите… Э… Герр..

— Кауфман!

— Герр Кауфман. А как-нибудь можно от него избавиться, от этого проклятого остаточного электричества?

Динамик над ухом Клары ожил, прокашлялся и сердито фыркнул:

— Фрау Райхенбах! Приехали!

Только сейчас Клара заметила, что трамвай стоит, двери открыты, и она задерживает движение.

— Только реконструкцией, — с готовностью торопился Кауфман. — Только брать и выдёргивать к чертям собачим эти провода! — он рубанул сухой ладошкой воздух и уставился на открытые двери трамвая.

— Но это Жилкоммаг опять? — опешила Клара, посмотрев туда же, куда смотрел старик.

— Фрау Райхенбах! Ваша остановка! — плюнул динамик.

— Иду-иду!

Она потянулась за ридикюлем и вдруг увидела рядом с ним… книгу!

Клара мгновенно вспотела. Оглянулась — в вагоне никого. Старичок исчез, но еще звучал в раскаленном воздухе его старческий голос:

— Можете и своими силами. Только у вас мало времени. Торопитесь! Скоро правительство примет три тысячи седьмые поправки, и тогда только через Жилкоммаг!

Однако, Клара едва слушала, она смотрела во все глаза на книгу, чувствуя, как замирает в груди сердце от страха. Книга лежала так, словно была ее, Кларина. Она сразу поняла, что это та самая книга. Она, конечно, не помнила ни ее названия, ни автора. Но эту грязно-зеленую обложку с красными, будто кровавыми буквами, она запомнила очень хорошо. Сглотнув пересохшим горлом, Клара оглянулась. В трамвае по-прежнему никого не было.

Но кто знает эти трамваи — они ведь все видят, все слышат…

— На выход! — голос готов был сорваться на крик и Клара, раздражаясь, ответила:

— Да боже мой, добавьте один таюн за ожидание!

Оставь она книгу здесь, и сегодня же придут полицмаги и начнут задавать вопросы: что за книга, откуда взяли, почему лежала на вашем сидении? Где вы были в воскресенье с десяти утра и до трех дня пополудни? А Клара ничего не знает ни про какую такую книгу, и понятия не имеет, где эти книги водятся и откуда берутся. А они ответят, что факты на лицо и не знание закона не освобождает от ответственности. Есть доказательства! Какое наказание за кражу и хранение научной литературы? А это непременно научная, теперь уж точно! потому что никакая другая не будет называться «Философия энергии ахно-волн». Десять лет колонии поселения — вот какое! Без права использовать магию.

Клара лихорадочно запихнула книгу в ридикюль, дрожа всем телом соскочила с подножки отъезжающего вагона и обернулась. Трамвай был все также пуст. Кауфмана по-прежнему не было, он словно растворился в мареве жаркого трамвая, но его голос продолжал неугомонно вещать:

— Месяц у вас от силы, а то и меньше. Торопитесь!

Не помня себя от страха, Клара зашла домой, закрылась на все замки и, не разуваясь, прошла на кухню по давно не мытому полу. Она вытряхнула книгу на стол и немного посмотрев на нее, накрыла кухонным полотенцем. В ней все же теплилась надежда, что она ошиблась, и это какая-нибудь детская книжка про котиков. Но отнюдь. У котиков ахно-энергию, слава богу, пока не обнаружили. Хотя, может лучше было бы, чтоб нашли, чем вот это… Боже мой! Боже мой! Что же делать?! Ни в коем случае не открывать! И не смотреть! И конечно, не читать!

— Хочу напомнить тебе, мой маленький друг, что печатные книги научного содержания запрещены в обиходе распоряжением правительства номер два-два-три-пять-ноль, — проснулся Николаша.

— Да знаю я! — застонала Клара. — Опять эта проклятая книга! Что мне с ней делать?!

— Обратиться к тому, кто знает, дружок, — ответило радио, а Клара почувствовала, как рот наполняется горькой слюной.

— А то я без тебя не сообразила бы, — съязвила она, — за