Книга Живая мозаика - Людмила Константиновна Татьяничева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Долго вы будете стоять поперек моей дороги? Надоело! — истошно крикнул он, рванувшись к двери.
Но отец не отпустил Родиона. Он был спокоен и непреклонен. Сын, быстро трезвея, понял, что не в силах противиться этому непреклонному спокойствию, этой строгой доброте.
Вскоре выяснилось, что приятели Родиона попали в постыдную историю, исковеркавшую жизнь не только им самим, но и ни в чем не повинным людям.
Сколько раз отец преграждал Родиону обманные дорожки, уводящие от главной дороги — прямой и светлой, проложенной великим трудом многих поколений.
Никогда не был ему так дорог отец, как сейчас, в эти, может быть, остатние минуты своей жизни. Самым большим желанием его было — успеть сказать отцу выношенные в сердце слова любви и благодарности.
Неужели уже поздно? Неужто отец так и не откроет усталых глаз, чтобы взглянуть на своего седого мальчика, который, сутулясь, сидит на неудобном больничном табурете, и тесный белый халат давит его, подступая к самому горлу…
ВЕТЕР
Все живое нуждается в поддержке. Деревья и те редко растут в одиночку. Даже скалы подпирают друг друга…
С детских лет живет во мне одно воспоминание.
…Весенним хорошим утром пришла я на приозерную поляну, которую в селе называли Зеленым лукошком, — так много клубники вызревало на ней в жарком июле. Небольшая, круглая, окруженная частым березняком, она и по форме своей напоминала берестяное лукошко.
Но сегодня я не узнала веселой поляны. Молодая трава и стебли не успевших распуститься цветов были безжалостно вытоптаны чьими-то грубыми ногами и безжизненно лежали на теплой земле — поверженные и поруганные.
И я заплакала, потому что не знала, как им помочь и что можно сделать для того, чтобы они ожили.
Знал об этом только один ветер. В то утро он сладко дремал в прохладной еловой пади, подложив под кудлатую голову куст можжевельника.
Но стоило птицам сообщить ему о случившемся, как он сразу же поспешил на помощь.
Раздувая щеки, он начал дуть на цветы и травы, как дуют на угасающий костер, чтобы не дать исчезнуть пламени.
— А ну поднимайтесь! — подбадривал он их. И слабые травинки вразнобой отвечали ветру:
— Сейчас, сейчас попробуем подняться!
Первым распрямился упругий темно-зеленый стебель с двумя плотными грушевидными бутонами. Это был стебель колокольчика, а может быть, полевой гвоздики.
Он распрямился медленно, с передышками, доверчиво опираясь на широкое бережное плечо низового ветра — бескорыстного, как сама природа.
ПОРА!
Как сладко спится в юности на утренней зорьке! И самые лучшие сны снятся именно в эту пору, когда раннее утро осыпает землю покатыми росами, а туманы лениво расправляют свои легкие крылья, готовясь подняться с земли и раствориться в воздухе, согретом первыми солнечными лучами.
Мать с укором взглядывает на часы: ну зачем вам так спешить?
Особенно нетерпелива минутная стрелка. Не успеешь оглянуться, она уже успела подскочить на несколько делений.
Но вот настал миг, когда обе стрелки — короткая и длинная — слились в одну четкую вертикальную линию. Шесть часов!
Теплая рука матери ласково касается пышноволосой головы сына:
— Просыпайся, сынок.
Юноша натягивает одеяло и плотнее прикрывает глаза. Ему так хочется хотя бы еще несколько минут понежиться в уютном тепле. Хотя бы одну короткую минутку!
Проходит еще какое-то время, и мать снова наклоняется над сыном. В тихом голосе — беспокойство:
— Пора, сынок, опоздаешь на смену…
Предельное слово «пора» врывается в сознание спящего, как зов горна.
Пора — это значит немедленно вставать, умываться ледяной водой, торопливо завтракать и вприпрыжку бежать к заводской проходной.
Он упруго поднимается, мускулы напрягаются на загорелых руках. Лицо утрачивает размягченно-сонное выражение, становится энергичным, сосредоточенным. Ярко светятся умытые сном глаза…
Человек проснулся. Зыбкое царство сна осталось за пределами его сознания. Он торопится. Ему многое надо успеть в считанные минуты. Властное слово «пора», как добрый попутный ветер, выносит на быстрину нового трудового дня.
САМАЯ КРАСИВАЯ
Что может быть прекраснее яблоневого сада в погожие августовские дни, в добрую пору созревания плодов!
Среди густо-зеленой листвы то пламенеют, то тихо светятся красные, розовато-белые и янтарно-желтые яблоки, свежие, как дыхание ребенка.
А этот сад, выращенный хорошим человеком на клочке грубой каменистой земли, отвоеванной у нелюдимой пустоши межгорья, — настоящее чудо!
Я перехожу от яблони к яблоне, и у каждой из них своя особая стать, свой характер и своя красота…
Вот стройная, рослая красавица с крепким коричневым стволом и длинными сильными ветвями. Большие золотистые яблоки висят на ней, как бронзовые шары на новогодней елке.
А вот похожая на молодой дубок знаменитая антоновка — мать царь-яблока!
И все же самой красивой в этом саду мне показалась невысокая узкоплечая яблонька, сплошь усыпанная крупными румяными плодами.
Яблоки на ней растут так густо, что почти совсем вытеснили листву, а терпеливые ее ветви тяжело клонятся к земле.
Столько плодов выкормить нелегко и большой сильной яблоне, а эта — такая с виду хрупкая, маленькая!
— Геройская яблонька! — словно читая мои мысли, сказал садовод. — Все свои силы, все живительные соки земли она чуть не сполна отдает своим плодам, оставляя себе лишь самую малость!
ИСЧЕЗЛА РЕКА
Поселок стоял на берегу быстрой горной речки. Вода в ней была родниковой чистоты и такая холодная, что даже в самые знойные дни охотников купаться в ней находилось не много.
Я говорю «была» потому, что сейчас этой речки нет. Она не пересохла, не заболотилась, а просто вдруг исчезла. Была — и нет! Сквозь землю провалилась.
По бывшему ее руслу течет теперь река цветов, не по-горному сочных и ярких. Влага речного дна питает эти цветы.
Плохо поселку без реки. Воду приходится возить издалека, с низины. Конечно, это временно, пока геологи не найдут хороший водный источник.
Вода будет, а вот речка… люди надеются: может быть, еще вернется беглянка? Надоест же ей наконец долбить под землей холодные камни! Ведь даже любовь иногда возвращается в свое прежнее русло…
КОРМИЛЕЦ
Этот ручеек — как хрустальная веточка толщиной с палец.
Он слишком слаб, чтобы пробить себе глубокое ложе. Но маленькую бороздку он все же прорезал и надеется со временем надежнее укорениться среди суровых каменных великанов.
Скалам вода не нужна. И не для них упрямый ручей терпеливо собирает влагу
