Книга Фронт без окопов - Михаил Александрович Ардашев

плохо подогнанном обмундировании, он выглядел порой довольно комично. За неопрятный вид Афанасий Маркович делал ему замечания. А ребята не прочь были иногда и посмеяться над другом. Когда Володя начинал клевать на уроке носом, в классе вдруг раздавался чей-нибудь возглас: «Шест опять окуней ловит». Пучков вздрагивал и растерянно озирался вокруг. Это вызывало веселый хохот, от которого он еще более смущался и краснел.

Вероятно, из-за этих шуток Пучков держался обособленно, старался уединиться. Хотя и смеялись и шутили над ним незлобиво, по-дружески, все знали, как устает Володя в слесарной мастерской и в кузнице. А там с ним никто не мог тягаться. «Откуда только сила берется, — удивлялся Копейка. — С него пот в три ручья льет, а он, знай, орудует молотом! Работяга-парень, и все чисто».

Ни одно увлечение ребят не ускользало от наблюдательного глаза Афанасия Марковича. Заметил он, что Владимир Сидоренко любит птиц, — поручил ему весной делать скворечники. Через несколько дней все деревья в колонии были увешаны новыми птичьими домиками. Пристрастились многие ребята к спорту — в колонии появились футбольные и волейбольные команды, зимой устраивались походы и соревнования лыжников.

День ото дня взрослели колонисты. То у того, то у другого пробивались усы — мальчишки становились юношами. Каждый приобрел в колонии специальность, получил разряд токаря или слесаря. Старшие уже готовы были к вылету из этого гнезда в большой мир. А Афанасию Марковичу так и не пришлось применить никаких особых методов воспитания, о которых говорил ему поздним зимним вечером Палладий. «Хлопцы» и впрямь оказались «гарными». Но все же была у них какая-то тайна, которую они никому не доверяли. И это беспокоило Афанасия Марковича: «Может, я упустил что-то важное в воспитании ребят? Может, проглядел что-то?» При случае он заводил разговор с другими воспитателями, пытался разузнать, не поверяли ли им ребята каких-либо секретов о прошлой жизни. Нет, ни у кого ничего нового узнать не мог, если не считать одного малозначительного эпизода, происшедшего весенним днем уже после окончания войны.

В тот день директор школы-семилетки работал в своем огороде, который находился рядом со школой, рыхлил лопатой землю — готовил участок под посадку картошки. По одному, по два стали сходиться воспитанники: любопытно все-таки поглядеть, как орудует лопатой сам директор. Посмотрели, о чем-то пошептались и убежали. А через минуту появились вновь, с лопатами, — и оттеснили директора:

— Вы посидите, Павел Сергеевич, мы покопаем.

Жданов сидел и поучал их:

— Комки большие оставляете. Дерн разрубать надо — не вырастет картошка.

— Ничего, вырастет, — весело смеялись ребята. — А вы с нами построже.

И они рассказали, как их бил кирпичом по голове немецкий лейтенант. А когда Павел Сергеевич спросил, за что их так жестоко наказывали, они отшутились:

— Да так, за что почтешь!

Но тот эпизод мало что дополнял к услышанным ранее Копейкой отрывочным разговорам о пребывании ребят на оккупированной территории, под властью фашистов.

…И вот настала пора провожаний. Еще осенью сорок четвертого года уехал в Порошинскую колонию Владимир Коршунов. Через год отправились из Халтурина в Москву на смотр художественной самодеятельности более ста певцов, танцоров, музыкантов и спортсменов. В их числе были Петр Фролов и его товарищи. На смотре халтуринцы заняли первое место. Из Москвы в колонию они больше не вернулись: одни пошли работать по специальности — токарями, слесарями, другие — учиться в школы ФЗО и техникумы.

Произошли изменения и в коллективе воспитателей. Начальник колонии Николай Михайлович Палладий, заболев, уехал в Киев. Фронтовое ранение, беспокойная работа воспитателя сказались и на здоровье Афанасия Марковича. Уволившись из колонии, он вышел на пенсию.

Время стирает впечатления. О многих своих воспитанниках Копейка стал постепенно забывать. И вдруг прошлое напомнило о себе, раскрыло перед ним то, о чем умолчали в свое время ребята.

Как-то Афанасию Марковичу попала на глаза газета «Советская Россия» со статьей: «Неподкупные сердца». Стал читать — и от волнения запрыгали строчки. Какой-то незнакомый ему автор — В. Прусаков рассказывал о его воспитанниках, об их мытарствах и злоключениях в военные годы.

Затем появились сообщения и в других газетах. Тайна, которую не хотели раскрывать ребята в колонии, стала известна всей стране спустя восемнадцать лет. Она взволновала всех, кто читал о ней.

*

До войны в городе Духовщина Смоленской области был детский дом. Воспитывались в нем дети, лишившиеся родителей или отданные сюда теми, кто сам по каким-то причинам не мог воспитывать их.

Началась война. Фронт быстро докатился до Смоленщины. Детский дом эвакуировать не успели, и ребята остались на оккупированной территории. Казалось бы, какое дело до них фашистской разведке? А между тем…

В сопровождении переводчика в детский дом явился немецкий офицер Шинек. Усердный поборник казарменной дисциплины, первое, что он сделал, — это приказал всем построиться. Когда перепуганные дети образовали не совсем ровный ряд, Шинек, указывая на пришедшего с ним человека с тупым взглядом водянистых глаз, произнес лающим голосом:

— С сегодняшнего дня будете подчиняться ему. Он есть ваш воспитатель и начальник. Понятно?

С приходом немецкого ставленника в детском доме стал насаждаться «новый порядок». За малейшие провинности — наказания, побои. По всякому случаю построения, маршировки. На каждом шагу нудные отчитывания, брань, окрики. Ребятишек посадили на полуголодный паек, — кормили так, лишь бы не умерли с голоду. В страхе перед сухопарым «воспитателем» ребята разбегались кто куда, стараясь скрыться с глаз, забиться куда-нибудь подальше. А это вело к еще более жестоким наказаниям. Детский дом стал своеобразным концлагерем.

Как бы там ни было, а дети подрастали. И в фашистской разведке вспомнили о малолетних невольниках. Вспомнили и сказали: хватит кормить их даром, пора им приносить пользу великой Германии!

В один из летних дней 1943 года по приказанию Шинека немецкий начальник построил детдомовцев и объявил:

— Кого назову, выходите из строя и становитесь вот сюда.

Он показал рукой, куда надо становиться — чуть позади себя. Затем развернул список и стал выкликать фамилии ребят, которые были повзрослее:

— Пучков! Фролов! Коршунов!..

Когда список окончился, — приказал детдомовцам разойтись и, насмешливо окинув взглядом группу отдельно стоявших ребят, грубо произнес:

— Вытрите носы, голодранцы. Поедете не куда-нибудь, а в культурную страну — в Германию.

— Зачем? — вырвалось у кого-то.

— На экскурсию…

С этой минуты у ребят началась совершенно необычная и во многом непонятная для них жизнь. Их действительно из Духовщины увезли в Германию, в город Кассель, и поселили на роскошной даче. Каждому выдали приличную одежду. Кормить стали — кто сколько съест. Обращались вежливо, славно с какими-нибудь принцами. А чтобы они не скучали, их водили в кино, в театр, на экскурсии по городу и его окрестностям.

Благодеяния