Книга Новые соседи - Владимир Привалов

– Ага, и посреди ночи-то? – раздалось позади.

– Пойдем с нами, горяченького попьем, поведаешь нам о своих печалях, – недобро скалясь, передний взял ослика под уздцы.

Горах понял, что эти страшные люди будут спрашивать так, что он все расскажет. «Декурион в огне», – ожесточил свое сердце старый голубятник.

Горах был беден. Он никогда не голодал, почти всю жизнь проработав на Вилле, но богатств не скопил. И потому никогда не держал в руках ни меча, ни копья – слишком дороги. Но у любого горца, даже самого бедного, есть нож. С молодости родичи учат недорослей ухваткам и основам ножевого боя. А уж если потом, когда-нибудь, вдруг настает нужда для горца взять в руки меч или копье, – то поверх ножа хорошо ложится любое оружие…

Нож у старого горца был. Неловко спешиваясь и запутавшись в попоне, Горах незаметно достал верный клинок. Тень в плаще держала поводья, с улыбкой глядя на испуганного старика. Горах покачнулся и резким ударом пронзил врага под мышку. Позади раздался предупредительный вскрик, но Горах схватил раненого имперца и перевалился с ним через низенький парапет в родные объятия журчащей внизу Джуры.

Глава 3

– Сволочь! – Ножницы звонко щелкнули, и первая прядь опустилась на пол. – Толстая скотина, негодяй, мерзавец! – клацали лезвия, и остриженные косички падали одна за другой. Наула неумело дернула рукой, прихватив волосы, и на глазах выступили слезы. Больно!

Девочка упрямо посмотрела в начищенную медь зеркала и вытерла слезы. Ну уж нет! Плакать она не будет – слишком много чести! Она вспомнила, как упрашивала отца, а он… Жирная гадина! Сивен орал на все имение – что не нужна ему такая дочь. Наула поджала губы и подняла руку с ножницами. Ну и ей такой отец не нужен! Теперь будет знать. Почти седмицу каждый день вымаливала – а все напрасно.

– Пьяница! Безродный выскочка! Толстобрюхий боров! – От матери Наула слышала много ругательств. Косичек у нее осталось явно меньше, чем жалоб сиятельнейшей Элсы Эттик на своего непутевого мужа… Виданное ли дело – намедни наместник допился до того, что лично выкармливал двух оставшихся крикливых глупых чаек, а когда те все-таки сдохли – собственноручно хоронил их.

Последняя косичка наконец поддалась, и теперь на Наулу из зеркала смотрел худенький, коротко стриженный мальчишка с торчащими во все стороны патлами. Хмыкнув, Наула повязала косынку, чтобы раньше времени не привлекать внимания. Слуг она благоразумно отослала, строго-настрого велев им не показываться на глаза.

Дочь наместника взяла приготовленную заранее корзинку с провизией и подняла кувшин с водой. Тяжеленный! Девочка неловко пристроила его на плечо. Но ничего, она сильная, она справится…

Наула вышла в коридор и двинулась к дворику, где наказывали рабов. «А я-то радовалась, когда Сплетник уехал, – продолжала злиться на отца девочка. – И дышать сразу стало свободней…»

Когда паршивый соглядатай покинул Атриан вместе с войском, Наула понадеялась, что сможет уговорить отца и тот пощадит Тумму. Но вместо этого наместник наорал на дочь, чтоб та не лезла не в свое дело. За Наулу вступилась мать, но – невиданное дело – перепало и ей. Высокородная Элса в долгу не осталась. Кричали сиятельнейшие друг на друга долго и с упоением. Безобразную ссору слышала половина имения. Конечно, вечером пьяный Сивен приполз обратно и целовал жене ноги, умоляя простить. Наула презрительно скривила губы. Винился, что сам не свой в последние дни. Все из-за перебоев с поставками масла и походом Крента в горы.

Наула углубилась в свои мысли и едва не налетела на кого-то. Подняв глаза, недовольная Наула разглядела двоюродного братца, дубину Дирга. Рыжий придурок вывернул из-за угла и нарочно встал на пути, разглядывая кузину с гаденькой ухмылкой.

– Что? – кивнул он на корзину. – Опять идешь Тумму своего подкармливать? Ох и доиграешься ты, Наулка…

Наула терпеть не могла, когда ее так называли, и Дирг это прекрасно знал. Он вновь ухмыльнулся и продолжил:

– Дождешься ты… Мало тебе от отца досталось? Вот уж я скажу, что ты с корзинами шаришься. Такое поведение не пристало дочери сиятельнейшего наместника провинции Атариан!

Пока он бубнил, Наула поставила у стены свою ношу. Подскочив к братцу, с опаской смотревшему на нее, она содрала косынку. Дирг увидел остриженную голову, выпучил глаза и распахнул рот.

– Недостойно? А вот это достойно?! Иди-иди давай, бегом – ябедничай… – зашипела она, наступая на Дирга. Тот с опаской пятился спиной вперед. – Кому побежишь жалиться, недоносок? Привыкли с братом, чуть что – Сплетнику шептать на ухо? Теперь нет его. И папеньки тоже нет.

Не заметив низенькой ступеньки, Дирг споткнулся и взмахнул руками, ловя равновесие. Он развернулся и скорым шагом двинулся прочь. Отойдя на безопасное расстояние, мальчишка крикнул:

– Сумасшедшая! Совсем спятила!

Наула рассмеялась в ответ и махнула косынкой.

– Давай-давай, дуй отсюда, рыжун несчастный! Гони к братцу своему дуболомному, вдвоем поплачьте.

Настроение Наулы улучшилось. Накинув платок, она подобрала корзинку, кувшин и вышла во дворик. Стражники, по двое караулившие у столба наказаний, при виде дочери наместника поскучнели и постарались смотреть куда угодно, только не на приближающуюся девочку. Им строго-настрого приказали задерживать всякого, кто вздумает подойти к Тумме. Вот только связываться с дочерью Элсы Эттик… Да та со свету сживет! Так что дурных нет.

Девочка, улыбаясь по-прежнему, прошла мимо стражников и подошла к столбу наказаний. Улыбка мигом увяла, а на глазах выступили слезы. Тумме стало намного хуже. С поднятыми наверх, примотанными к столбу руками и заведенными назад ногами темнокожий лекарь исхудал и сам стал похож на столб: сухой, безжизненный. Щеки впали. А ведь еще вчера его новый глаз непокорно сиял в солнечном свете! Как же Наула обрадовалась, увидев впервые зрячего Тумму! И как же разозлилась, когда отец решил вырезать чудесный глаз!!!

Тумма висел в забытьи, уронив голову на грудь. Темная кожа посинела от холода, красная повязка, наискось пересекающая лицо и скрывающая пустую глазную впадину, пропиталась потом. Наула шмыгнула носом, прогоняя непрошеные слезы. Наклонив кувшин, намочила тряпку и подошла к Тумме. Встав на носочки, протерла осунувшееся лицо. Губы пленника зашевелились, но глаз остался закрытым. Наула осторожно напоила узника, а потом принялась кормить жидкой тюрей.

– А помнишь, – шепнула она, поднося ложку ко рту великана, – я была маленькой и заболела. Горела так сильно, что боялась, сгорю насовсем… Ты лечил меня, Тумма, и кормил с ложечки, как я тебя сейчас. А потом я устала и задремала… – Гигант вытянул губы трубочкой, и Наула поднесла к ним кружку. – А ты с Либурхом остался на ночь, чтобы я не пугалась и не кричала. Ты рассказывал библиотекарю про твою далекую родину за морем, про огромные деревья до неба и больших змей, про грозную бабку Туомалу, которая дышала дымом и учила тебя древнему ремеслу. И Либурх записывал рассказы в большую книгу. – У Наулы вновь выступили слезы. – Ты меня вылечил, а я… я…