Книга Ваш выход, княжна - Лариса Шкатула

– Нужно срочно помочь Беате! Она в комнате Юлии, без сознания.

– Ну, а я тут при чём? Ты вон и сам знахарствуешь – любой позавидует!

– Да не пойму я, что с ней. Для врачебного дела всё-таки учиться надо! И как узнать, если она меня не слышит. Я же ещё не всё сказал… Такое дело, понимаешь, Епифан умер.

– Вот это новость! Хозяйская собака сдохла. Не пришлось ему – такая жалость! –меня на своем крюке повесить. В пыточной… Но от чего он умер? Был же здоров, как бык!

– Так это я… того… случайно!

Иван, который всё же откликнулся на просьбу Яна пойти с ним и уже разговаривал на ходу, от изумления даже остановился в коридоре.

– Что? Ты убил Епифана? Как же это произошло?

Ян сбивчиво рассказал о случившемся.

– Значит, Юлия видела и ничего не сказала?

– А как она могла что-нибудь сказать? Я же приказал ей молчать!

– Неужели ты – медиум?

– Не знаю, как это называется, но раньше я за собой такого не замечал.

Они подошли к комнате Юлии.

Беата по-прежнему лежала на кровати без сознания. Юлия сидела, безучастно глядя перед собой. На пришедшего Ивана она не обратила никакого внимания. А тот никак не мог оторвать глаз от непривычной картины: взбалмошная, горделивая паненка, не признававшая никого, кроме отца, сидела, укрощённая простым сельским хлопцем.

– Да-а, – покачал головой Иван, – сам не увидел бы, ни за что не поверил… Всё-таки отправь её отсюда, я пока Беату осмотрю.

Мозг Юлии был точно сонная рыба в аквариуме. Она всё слышала, но звуки доносились будто издалека, и она не могла стряхнуть колдовское оцепенение; двигалась, как во сне, в липкой паутине ограничивающих приказов Яна. "Иди в зеленую комнату и спи, – сказал он ей. – Приду – разбужу". Она не хотела идти, не хотела спать, но пошла; не раздеваясь, легла и заснула, будто в пропасть упала.

– Что же с нашей стрекозой? – говорил, как бы про себя Иван, осматривая Беату. – Боже, да у неё болевой шок! Эта тварь вывернула ей руки.

Он вправил Беате вывихи, но она даже не шевельнулась. Ян подозрительно посмотрел на Ивана.

– Что-то мало ты на слугу похож! Меня лечил. И с Беатой обращаешься, как… пан Вальтер.

– Не сравнивай меня с этим ублюдком!.. Что ж, в наблюдательности тебе не откажешь, что, впрочем, приводит меня к неутешительным выводам: наблюдательным можешь быть не ты один… Но обо мне потом. Посмотри, что этот зверь с девочкой сделал! Искусал ей спину, пожег грудь… Делал все, на что было способно его больное воображение. А чего стесняться, паненка разрешила… Я давно подозревал, что Епифан – психически ненормален. Случай с Беатой – ещё одно тому доказательство. Впрочем, именно таким он и устраивал своих хозяев: живой ужас замка!.. Одного не могу понять, чем же это так провинилась Беата, что Юлия отдала её Епифану?

Ян смутился – ему вовсе не хотелось давать какие бы то ни было разъяснения, тем более, что в глубине души он считал себя виноватым в случившемся с Беатой, и он не придумал ничего другого, как сменить тему этого щекотливого разговора.

– Одного я, Иван, здесь не понимаю: почему такое терпит Беата? Она же не собственность Юлии или пана Зигмунда?

– Еще один феномен. Добровольное рабство. Одни лишают себя жизни, другие – души. И свой мученический венец несут с удовольствием. А над ними – те, что получают удовольствие от их мучений. Такой вот странный симбиоз.

– Мне кажется, – тихо сказал Ян, – что в этом замке, как в заколдованном королевстве, все разом сошли с ума.

Беата зашевелились.

– Наверное, ты прав. Но больная приходит в себя. Нам нужно торопиться: скоро найдут Епифана. Надеюсь, тебя никто не заподозрит. Я отнесу Беату в её комнату, а ты Юлию отпусти. Не стоит так долго держать её под гипнозом. Упаси бог, Вальтер заметит, не знаешь, чем это может кончиться.

Ян вернулся в зеленую комнату, в которой так безмятежно провёл ночь, а наступивший день превратил его в мужчину. Отсюда начался его путь к познанию собственной души. Беата была теперь вне опасности, напряжение отпустило Яна, и он стал находить некоторую приятность в обретенной способности повелевать.

– Юлия, встань! – приказал он, подойдя к кровати, на которой безмятежно почивала первая жертва его новой одарённости.

Юлия послушно поднялась.

– Юлия, ты меня любишь? Скажи, что ты меня любишь!

– Люблю.

"Нет, – решил Ян. – это сказано без должного огня, без чувства!"

– Поцелуй меня.

Но и поцелуй вышел пресным, ненастоящим. Ян подумал, что это неинтересно, что-то, видимо, он делает не так! Надо вывести её из этого сонного состояния.

– Юлия, очнись, приди в себя!

В глазах Юлии загорелись наконец огни жизни.

– А теперь поцелуй меня как следует. Сама. Покажи, как ты меня любишь!

– Пся крев! – она с размаху влепила ему пощечину. – Что ты себе позволяешь, байстрюк! Возомнил о себе много, так?

И вышла, хлопнув дверью.

– Что-то не заладилось, – размышлял Ян, потирая ударенную щеку. – Надо попробовать ещё раз… Да, я и забыл – Иван собирался мне что-то рассказать.

Он пошел к камердинеру. Тот взволнованно ходил по комнате, потирая руки.

– Всё в порядке? Ну, слава богу! А я, видишь ли, всё не могу успокоиться после твоего рассказа. Мне, как врачу… да-да, я – врач. Только диплом получить не успел, война помешала. Я был безмерно увлечен своими исследованиями работы головного мозга. Моя монография о способности некоторых людей передавать мысли на расстояние вызвала интерес многих ученых. Некоторые называли меня шарлатаном от науки. Вообще-то, если честно, таких было большинство. Мне писали такие известные врачи… Кажется, я увлекся. Вряд ли тебе это интересно… С Юлией всё в порядке?

– Не совсем. Что-то я неправильно сделал. Но я только хотел, чтобы она себя как взаправду вела, а то будто неживая.

– Подожди, я ничего не понял. Объясни, что ты от неё хотел?

– Да просто чтобы поцеловала! А она дерётся. Сама же давеча приходила, гладила по-всякому. Я думал, любит.

– Господи, Янек. какой ты глупый! "Погладила, значит, любит!" Она погладила, как свою кошку. Кошка царапнула – она ударила.

– Ты так мне назло говоришь?

– Ладно, не ершись. Скажи лучше, ты приказал ей обо всем забыть?

– А разве нужно было?

– О, господи, конечно же!.. Горе с этими дилетантами. Теперь уже ничего не поделаешь, одна надежда на её шляхетскую гордыню; не захочет признаться. что высокородная уступила нищему крестьянину… Эх, разобраться бы во всем этом, изучить; что послужило причиной такой метаморфозы? Неужели контузия? Выходит, не было бы счастья, да несчастье помогло?